Хенрик пыхтел, натягивая чужую обувь: ботинки жали. Грудь разламывалась, было больно дышать. Он мучительно размышлял, стоит ли убить эту парочку. Злость на себя отогнала боль – что это с ним? С чего вдруг он стал задумываться над такими обыденными вещами? Его учили убивать не думая; неважно, кто перед тобой – вражеский солдат или местный житель, случайно встретивший диверсионную группу на марше. На первом месте всегда была необходимость; хотел он того, или нет, от этой способности зависела его жизнь. Сомнения были гибельны для него, они отодвигали его последнюю цель, не оставляли ему времени; если придет нужда стрелять, он не будет уверен в твердости руки. Мелькнуло: неужели конец, теряю хватку?
Он зло крикнул, пересиливая ветер:
– Ты не о репортаже думай – твоя жизнь на волоске, придурок!
Водитель на мгновение примолк и с интересом глянул на него в зеркало.
– Постой, Альберто, – камеры барахлят! Черт, да что с ними могло случиться! – Репортер отвернулся, копаясь в пульте управления.
– Я Билли Кидд… Билли Кидд… пара-пам…
Хенрик прикинул – патронов мало, хватит с него и ножа. Машину снова занесло. Он ударил прямо через спинку сиденья. Острие клацнуло о тонкий бронежилет, спрятанный под курткой.
– Эй, ты что делаешь? – До репортера, наконец, дошло, лицо его стало белым.
Хенрик вглядывался вперед: он честно попытался, решимость ушла. Из него будто выпустили воздух – каждый имеет право только на одну попытку.
– Везучий ты, сукин сын.
Казалось, еще миг, и репортер сиганет за борт.
– Парень, парень, я на твоей стороне! – зачастил он. – Мы же помогли тебе! Мы тебя не сдадим, ты же звезда!
– Выверни карманы.
– Что?
– Деньги.
– Сколько?
– Все, что есть.
– Конечно, Альберто. Рад помочь. Вот… – Руки репортера тряслись.
Хенрик толкнул водителя:
– Ну-ка, стой!
Машина влетела во двор и остановилась в вихре пыли и пара. Патлатый забарабанил по рулю, отстукивая ритм:
– Я Билли Кидд! Пара-пам!
Репортер попытался взять себя в руки:
– Генри, заткнись! Может, все же скажешь пару слов, Альберто? Что ты теперь собираешься делать?
– Гони, пока я не передумал, парень, – посоветовал Хенрик, поморщившись, – резкое движение причинило боль.
41
==
Конвои с гуманитарными грузами уходили на восток трижды в сутки. Обычно военные разрешали пристроиться за колонной паре десятков попутных машин; так же негласно они брали попутчиков под свое покровительство. Проспект Сумпава переходил в шоссе номер десять, пыльные тополя серебрились на обочинах. Проспект Сумпава был перегорожен бетонным укреплением, рыла турелей блестели из амбразур. Проспект Сумпава походил на старый арабский базар – люди так и кишели между автомобилями, ожидавшими очереди на досмотр; здесь продавали все – от сигарет до самотканых ковров, многоголосый гомон смешивался с криками команд, пахло протухшими сточными канавами, черным табаком и пылью. Заходящая Гемма светила в спину, раскрашивая облака розовым. Небесные парусники мчались, не разбирая дороги, брали друг друга на абордаж – красота неба притягивала взгляд.
Хриплый голос разрушил грезы:
– Сеньора, свежая вода. Ключевая, недорого.
Ханна вздохнула, возвращаясь в царящую вокруг суету. В объезд очереди, через толпу разносчиков и попрошаек, рвался дорогой кабриолет; он непрерывно сигналил. Вот он задел ящик с разложенным товаром, с глухим звуком лопнула под колесом пластиковая бутыль, поднялся крик, но лицо человека за рулем осталось невозмутимым: не глядя, он сунул пострадавшему купюру. Ханна задержала взгляд на водителе – экий самоуверенный наглец. Его яркий галстук среди вылинявших рубах выглядел нелепо и вызывающе.
Хесус истолковал ее вздох по-своему:
– Не волнуйся, успеем. До отхода колонны почти час. Эй, парень, отойди, нам ничего не нужно.
– Не хотелось бы заночевать здесь, – ответила она.
Он хмыкнул:
– На шоссе что – лучше?
– Да ладно тебе, Хесус. Мы же пойдем в конвое. Вертолеты огневой поддержки – неплохая страховка… – Проклятия заглушили ее голос; по лакированным бокам кабриолета стучали кулаками.
– Вчера на юге обстреляли армейскую колонну. Не очень-то и помогли им твои вертолеты. У мусульман хорошее оружие.
– «Маннес» плохого не делает. Раньше ты так не трусил.
– Раньше ты так не сходила с ума, – парировал он. – Торопишься прославиться до эвакуации? Жизнь одна, Ханна.