Несущие смерть. Стрелы судьбы

Эфес.

Ранняя осень года 476 от начала Игр в Олимпии

– Нет. Хватит об этом!

– Но почему, Киней? Ты ведь единственный, к чьему мнению Пирр прислушивается…

– Именно поэтому.

– Послушай, Киней…

– Нет уж, теперь послушай ты, Гиероним! Мы сидим почти три часа, и все это время ты ходишь вокруг да около вместо того, чтобы назвать вещи своими именами, хотя оба мы отлично понимаем, в чем дело!

– Право же, Киней!..

– Не надо перебивать! Мне тоже хочется покрутить хвостом. Ты неплохо владеешь иносказаниями, Гиероним, так вот не откажи оценить и мои способности. Итак. В конце концов, что здесь такого? Царь Египта, между прочим, старейший из друзей Божественного, приглашает царя Эпира, заметь, своего родича, пусть и очень дальнего, погостить на берегах Нила. Ну и что? С какой стати я, и ты, и все мы должны вмешиваться в семейные дела базилевсов?!

– Зачем ты так, Киней?

– Ах, проняло! Да затем, чтобы ты понял, насколько смешно выглядели твои разговоры. Смешно и глупо.

– Киней!

– О! Ты сердишься, значит, неправ, Гиероним! Помнишь ли, как нас учил наставник Эвмен?..

– Я все помню. Но…

– Без «но». Или будем говорить начистоту, или давай все же начнем пить вино. Надо признать, эфесское очень недурно.

– Ты стал жестоким, Киней!

– Скорее, жестким! И это хорошо, Гиероним, можешь мне поверить. Во всяком случае, лучше лицемерия…

– Научился у Кассандра?

– Мимо, друг мой, мимо! Он – несчастный человек, Кассандр Македонский. А вы сделали из него пугало, хотя сами не лучше! И кстати, у него есть чему поучиться! Он, по крайней мере, не лжет, и сам отвечает за совершенное! Впрочем, речь не о нем. Речь, если я не ошибаюсь, о Пирре. Ты полагаешь, что ему следует отказаться от приглашения Птолемея. Потому, дескать, что Деметрий очень к нему привязан. Что и говорить, причина уважительная донельзя!

– Не нужно иронии. Деметрий действительно любит Пирра.

– Насколько мне известно, милый, еще больше Деметрий любит гетеру Эвфимию, прозванную «Еще-еще!»…

– Зачем ты так, Киней?! Мальчик слишком похож на покойную Деидамию!

– Которой Деметрий наставил такие рога, что уж не знаю, как несчастная женщина уместилась в могиле?

– Не смей!

– Прости, меня занесло. Я был не прав. Но шутки в сторону. Пирр не девица в соку, чтобы его любить. И, между прочим, не мальчик. Пирр – царь. Притом – настоящий царь, а не избранный войском. Ты помнишь об этом?

– Но…

– Царь по крови. Его можно убить, но нельзя лишить права на диадему. Кстати, на македонскую диадему – тоже, коль скоро род Аргеадов прервался.

– При чем тут это?

– А при том, что отсюда следует вопрос: способен ли Деметрий позаботиться о возвращении Пирра в Додону? И захочет ли сделать это?

– Если бы…

– Да, да, да! Если бы не Ипс, если бы не финикийские сложности, если бы не интересы Селевка, в общем, если бы во рту росли грибы, как говорят в Македонии. Не нужно! Я спросил, и прошу ответить.

– Видишь ли, Киней…

– Благодарю, друг мой. Ты уже ответил. Сформулирую более ясно. Сейчас – не способен. Потом – не захочет…

– Но почему?!

– А потому, что рано или поздно задумается о Македонии. И зачем ему тогда под боком родич Божественного?

– Ты не прав!

– Отчего же? Согласись, все логично. Вовсе не следует полагать, что я подозреваю Полиоркета в злоумышлении. Деметрий не Кассандр. Зачем убивать, если парнишка и так уже почти ручной?..

– Разве это плохо?

– Плохо. Потому что у Деметрия подрастает Гонат. А двум медведям в одной берлоге тесновато. Согласен?

– Нет. Ты во многом прав, не спорю, Киней. Но пойми: я не могу смотреть на Деметрия! Он поседел за этот проклятый год. Он много пьет и полюбил посещать казни. Понимаешь? Ему очень плохо, Киней!

– Верю. И сожалею. Но это его трудности, а не Пирра.

– Довольно! Даже у цинизма должны быть пределы!

– Ого! Ты о цинизме? Изволь! Хочешь, я прямо скажу, почему ты не хочешь упускать Пирра из рук?

– Не нужно. Я отвечу! Да, Киней, да! Я не желаю, чтобы его сделали врагом Деметрию! А Птолемей…

– А Птолемей непременно так и поступит. Только не врагом, Гиероним, а соперником. По-ли-ти-чес-ким соперником. Ну что ж, вполне естественно. Если, конечно, Пирра не устроит карьера сотника Полиоркетовой этерии. Заметь, именно сотника. Должности халиарха ему не видать, как Ксантиппу своих потерянных ушей. Так вот, ты не хочешь видеть Пирра противником Деметрия! А я не хочу видеть его сторожевым псом при чужом дворе. И оба мы правы, каждый по-своему.

– Послушай, Киней! Но ведь здесь этому мальчику, по крайней мере, ничто не угрожает. А в Мемфисе царевичей травят, как крысят. Перечитай Манефона!

– Египетских царевичей, мой дорогой. Согласись, на трон фараонов у Пирра нет ни прав, ни претензий…

– Но…

– Я не договорил! Пирру здесь ничего не грозит? Возможно. Пока Деметрий силен и молод. Пока не озверел окончательно. Пока не стал чистить дорожку, чтобы Гонатику было покойно на престоле. Вот до тех пор, и не далее. Присмотрись, какими глазами глядит на Пирра Зопир! Он перс, а персы в таких делах знают толк. Помнишь: «Нет человека, нет вопроса»? А цикута растет везде, не только в Египте…