Несущая смерть

Крик в ушах становился громче, Буруу ревел от страха, ему обеспокоенно вторили другие арашиторы. Юкико ощутила боль в животе и прижала ладонь к растущему в утробе источнику тепла и жизни. Сосредоточилась на звуке – чудовищном маслянисто сверкающем вопле, напоминающем звук окровавленных гвоздей, которые с визгом царапают классную доску… и среди ужаса – первобытного, парализующего – услышала перевернутый ритм, выбиваемый на коже безумия когтями мертворожденных детей.

И поняла, что пространство раздирает вовсе не крик. Не стон, не завывание, не плач. Это была…

ПЕСНЯ.

Ее пела мать, голосом, пронизанным ненавистью и тоской, доносящимся с края времен. Слова безглазого Инквизитора теперь эхом отдавались в голове Юкико, ухмылка его напоминала маску трупа.

«В конце концов, малыши уже здесь».

И, заглянув в разломы мертвых земель, чувствуя, как кишки вцепились в горло в попытке вырваться, она все увидела. Силуэты на фоне еще более глубокой тьмы, выползающие из трещин, покрытые пеплом, с горящими кроваво-красными глазами. Гуманоиды с темно-синей кожей, длинными, изогнутыми руками, с пастями, забитыми оскалившимися зубами.

А за ними, выползая из расширяющихся ям, ведущих в недра, бог знает куда,

я

знаю,

куда,

появились создания, вырванные из ночных кошмаров, сплошь рты, глаза и мясо без кожи, существа с крыльями, клыками и измазанной пеплом плотью, вывернутыми назад пальцами и острыми как бритва клыками. Общее имя темных ночных тварей известно любому ребенку, играющему при свете дня, но слово это хотелось бы забыть каждому.

Óни…

Óни поднялись роем, всего лишь горстка, но… Голоса звучали вместе с Ее голосом, и, глядя на юг, на Пятно, в сердце разложения, которое человечество посеяло на собственной шкуре, Юкико познала истинный страх.

Наконец-то она догадалась, к чему все вело. Что должно наступить.

Кто должен прийти.

Она поняла.

– Богиня Идзанами, – выдохнула Юкико. – Великий Создатель, спаси нас…

Небо задыхалось от пепла, клокотало, среди черного снега падали остатки гор Тонан и Главдома, из Пятна поднималась волна чада и испарений, стенки трещин осыпались, а мертвые земли проваливались в бездонную пропасть – огромную, бурлящую бездну, образовавшуюся там, где прежде раскинулась целая долина. Каори посмотрела во тьму и почувствовала, что та вглядывается в нее.

Тьма была обширной, бездонной, недоступной для постижения. Каори ощутила, как из расщелин вырвался пронизывающий до костей ветер, запах погребальных костров и горящих волос. Когда в разуме зазвучала нестройная, визгливая песня, рев чистого психического ужаса, девушка до крови расцарапала себе уши в попытке заглушить ее.

– Лети! – крикнула она рулевому, впавшему в ступор. – Лети, черт бы тебя побрал, вытащи нас отсюда поскорее!

Грозовые тигрицы в панике взревели, устремившись на север, когда из тьмы выбрались существа, бурлящие страхом, подобные бесформенным крылатым кошмарам, схожие со скользящей жутью, без кожи, с многосуставными пальцами и дюжинами ртов, с головами вообще без лиц. И за всем хаосом Каори смогла почувствовать его – нет – Ее, набухающую беременностью во мраке, ощутить страх и ненависть, настолько совершенные, что рассудок девушки раскололся и веки начали кровоточить, пока это существо кричало.

На палубе распростерлось тело отца. Глаза Даичи были закрыты. Он, наконец, обрел покой. Как легко и просто лечь рядом с ним. Погрузиться в объятия существ, поднимающихся из утробы земли, поприветствовать их возвращение домой, улыбаться и напевать вместе с ними песню, которая уничтожит весь мир.

Ты обещала.

Эта мысль вырвала Каори из тьмы. Впилась в разум.

Ты ему обещала.

Каори проползла вперед, ухватилась за штурвал и с трудом поднялась на ноги. Мисаки лежала на досках, сверкающие паучьи лапы отплясывали дергающуюся, испуганную джигу, а голова билась о палубу в прерывистом ритме. Эйко свернулась калачиком в углу и кричала, бедный ребенок, прижав колени к груди и покачиваясь взад-вперед.

Каори резко повернула руль на север, добавляя оборотов двигателю, как будто одной лишь силой воли могла заставить корабль лететь быстрее.

В спину дул ледяной ветер: вплетал замерзшие пальцы в ее волосы, доносил до ушей шепот, древний, как само творение.

– Я дома, дети мои…

Каори приковала взгляд к небу, стиснула зубы, не желая даже моргать.

– И я скучала по вам…

В голове звучал вой, вопль из времен до сотворения мира, из времен, предшествовавших тьме, когда вокруг не было ничего, кроме пустоты. Кин перекатился на живот, зажал уши ладонями и заорал. Земля раскалывалась и осыпалась, увлекая его вниз, в бездонную темноту. Но нет, он не падал, все происходит у него в голове, в разуме, боги, что за шум?