Нестор Махно

Этот клубок противоречий Билашу не дано было размотать. К тому же недавно встретил Махно с литератором Гроссман-Рощиным и анархо-чернорабочими из Москвы Соболевым, Глазгоном, другими. «Прибыли на подмогу Левке Зиньковскому в мариупольскую контрразведку, — весело сообщил Батько. — По секрету тебе скажу: Рощин — авторитет и вроде… агент ЧК». — «Даешь!» — смутился Виктор. «Ничего, хай и в Кремле знают истину!» Вспомнив об этом, Билаш покачал головой и усмехнулся с горечью.

— Что слюни распустил, сволочь? Исповедовать задумал! — зло резанул Нестор Иванович, исподлобья глядя на Михалева-Павленко. — Мой орден тебе не нравится? А я еще одну телеграмму получил: «Гуляй-Поле — Махно по нахождению… Немедленно выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копии в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны… Каменев».

Все примолкли. «Не хотел бы я быть на его месте, — подумал Билаш. — Отказать Григорьеву легко. С кем брататься? Поодиночке всех передушат. Вишь какой тон!»

— Вот в какой я с ним дружбе, — помягче обратился Батько к Михалеву-Павленко. — Войной грозит, барин. Давайте вместе обмозгуем.

Этот внезапный переход от резкости к согласию, готовность все решать сообща разрядили обстановку.

— Мое мнение такое, — закончил Махно. — Послать к Григорьеву наших доверенных. Бумажки бумажками, а глаз да ухо вернее. Как говорится, не тому печено, кому речено, а кто пирожки кушать будет.

Он явно хотел выиграть время. Но поднялся начальник штаба, левый эсер Озеров.

— Мы должны поддержать Николая Григорьева! Словом и делом. Мы же, эсеры, с вами в союзе, — он достал бумагу. — Это «Универсал» партизан Херсонщины и Таврии. Послушайте:

НАРОД УКРАИНСКИЙ, НАРОД ИЗМУЧЕННЫЙ

… Ты оставил соху и станок, выкопал из земли ржавую винтовку и пошел защишать право свое на волю и землю, но и здесь политические спекулянты обманули тебя: насильно навязывают коммуну, чрезвычайку и комиссаров с московской обжорки. У этой земли, где распяли Христа…

— Запахло антисемитизмом. Не находишь? — тихо спросил Лев Зиньковский Билаша.

Тот шепнул в ответ:

— Похоже.

А Яков Озеров продолжал чтение «Универсала»:

— «Вот мой приказ: в три дня мобилизуйте всех, кто способен владеть оружием, и немедленно займите все станции. Лучших бойцов пошлите на Киев… Все остальное сделаю сам».

— Выход один: помирить Григорьева с большевиками, — предложил Алексей Чубенко. — Зачем проливать братскую кровь?

Его поддержали другие. Тогда Махно сказал:

— Вот ты, Алексей-дипломат, и возглавишь делегацию.

Слово взял Билаш:

— Григорьевщина вонзила нож в спину большевикам, и не сегодня-завтра он коснется и нас. Это не иначе как контрреволюция! Нужно оружием протестовать!

Послушав всех, долго ломали головы: что же ответить Каменеву? Остановились на таком (понятно, от имени Батьки):

…«Я и мой фронт остаемся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия в лице ваших комиссаров и чрезвычаек… Сейчас у меня нет точных данных о Григорьеве, поэтому выпускать против него воззвание воздержусь».

Как раз когда передавали текст, Махно и сообщили о еврейском погроме в колонии Горькой. Тут же назначили комиссию для расследования. В нее вошли экспедитор газет Петр Могила и помощник Билаша Иван Долженко.

— Возьмите эскадрон и остерегайтесь. Дело пакостное, — напутствовал их Виктор.

А Батько добавил:

— Самым жестким образом, показательно накажите виновных! А мы в Бердянске поглядим на новые полки.

«Железный он, или бешеная кровь угомонилась? — удивился Билаш. — Сколько нервотрепки, а ему хоть бы хрен по селу!»

В Бердянске смотрели парад пехотного и конного полков. Порадовались — добрая подмога. Но по отдельным репликам в адрес евреев, ехидному смешку чувствовалось, что и тут веет антисемитизмом. Не от григорьевского ли «Универсала» ветерок?

Когда вечером члены штаба шли в гостиницу, встретили двух подозрительных типов с винтовками и узлами.

— Стой! — крикнул Махно. Те бежать. Не долго думая, он выхватил наган и застрелил неизвестных.

— Ану, что там? Развяжи, — велел Максу Чередняку, парикмахеру из Гродно, а ныне начальнику местной контрразведки. В узлах оказались платья, женские панталоны, детское белье.

— Мародеры. Туда им и дорога, — заключил Чередняк. Махно зыркнул на него искоса. Макс вежливо осведомился:

— Что-то не так?

Нестор Иванович не ответил, и они вошли в гостиницу. В ресторане был накрыт банкетный стол. Постарался начальник гарнизона Семен Каретник, даже красоток пригласил. Все много пили, кричали тосты, пошло танцевали. Смуглая полуголая девочка вспрыгнула на стол, запела:

Эх, махнов-чики
Славнi хлоп-чики,
Потопилися у морi
Як гороб-чики.