Марченко покрутил тонкий ус. Когда ехали в штабном вагоне из Екатеринослава, под Батькиным сиденьем обнаружили бомбу. Без малого не взорвалась. «Кровь из носа, ох, нужна контрразведка!» — решил Алексей, слушая перебранку.
А снег все валил. Со стороны Гуляй-Поля донеслись выстрелы. Похоже, и бронепоезд подкрался, зычно рявкнул из белой круговерти. Марченко бросил лопату, вскочил на коня.
— Повод! — гаркнул кавалеристам, и они помчались на звуки боя.
К вечеру, теснимые чеченцами, махновцы впервые забрали с собой жен, а кто и детей, матерей, и отступили в степь, поближе к Дибривскому лесу.
В районе Харькова оперирует регулярная российская армия… При условии вывода ее Правительство Украинской Республики готово приступить к мирным переговорам и товарообмену… Всякое уклонение от прямого ответа или молчание на протяжении 48 часов, то есть до 24 часов 11 января, Директория будет считать официальным оповещением о войне со стороны Российского Правительства…
Председатель Директории В. Винниченко Члены Директории: С. Петлюра, П. Андриевский.
Вновь подтверждаем в самой категорической форме свое предыдущее заявление, что среди войск, что борются против Директории, нет никаких воинских частей Российской Советской Республики… Предлагаем вашим делегатам прибыть в Москву.
Чичерин.
Переговоры закончились ничем, когда большевики взяли Киев.
— Погодь, малый! Ты кто? — перед Чубенко стоял крупный мужик в замасленной фуфайке. Поверх нее, на груди, нелепо блестела цепочка, похоже, серебряная.
— Командира ищу.
— Какого? — мужик не торопясь вынул из внутреннего кармана часы, тоже серебряные, щелкнул крышкой. — Так. Даю тебе, шелудивая сука, минуту на честный ответ.
— А потом? — не без иронии спросил Алексей. Он был в пальто, смушковой шапке, хромовых сапогах. Чуть поодаль на путях пыхтело нечто странное: не то паровоз, не то железный сарай.
— В штаб Духонина пойдешь. Отвечай. Осталось двадцать секунд. Серафим! — позвал мужик парня с винтовкой, что сторожил пыхтящий сарай. — Сюда! Кадета поймал!
«Это же бронепоезд», — догадался, наконец, Алексей. Парень бежал к ним с винтовкой наперевес.
— Командир ваш сам звал меня в Синельниково, — сказал Чубенко. «Что за люди? Черт их разберет», — думалось. На околице говорили, что был большой бой и красные взяли станцию. А так оно или нет? Может, и брали да отдали. Поди различи в этой каше, где петлюровец, а где красный. По наречию вроде бы с севера, акают. Но и юзовские шахтеры подобно балакают, а служат и Директории.
— Кадет, твою мать! — парень совал штык чуть ли не в живот Алексею. — Кишки выпущу!
По всему видно было, что люди недавно дрались, еще не остыли и способны на любую пакость.
— Идиоты вы, что ли? Своего не признаете! — рассердился Чубенко и только теперь разглядел на шапке парня красную ленточку. — Махновец я. Ведите к Дыбенко.
Добрались к какому-то дому рядом с вокзалом, длинному, каменному. Часовой у крыльца, мордатый матрос, насторожился.
— Вот, Вася, махновца поймал. Слыхал про такую птицу? — весело спросил мужик с цепочкой.
— Брось п…! — прикрикнул на него Чубенко. — Давай командира!
— Машинист, пускай он войдет, — донесся бас из открытой форточки. Алексей отобрал назад свой наган, спрятал его в кобуру и впереди часового направился в здание. Дверь слева была распахнута. Гость вошел и увидел высокого, широкоплечего матроса лет тридцати. На голове кудри, белозубая улыбка. Прямо свой парень в доску.
— Здоров! — зычно сказал он и загреб ладонью руку гостя. — По моей телеграмме?
— Да, вот она.
Мореман глянул небрежно.
— Садись. Кто будешь?
— Алексей Чубенко — начальник оперативного штаба армии имени Батьки Махно.
— Приятно, — матрос помолчал, — вдруг обнаружить, как сухарь в голодуху, целую армию. Да еще и дружественную. А я — командир особого соединения Украинского фронта Павел Дыбенко. Будем знакомы, — он тоже сел, разглядывая гостя. — И сколько же вас?
Алексей плохо представлял себе, кто перед ним. Особое соединение могло быть и шайкой-лейкой, и дивизией. Но тельняшка… в степи? Одно ясно — красный, и чувствовалась хватка, палец в рот не клади. Все так, да не совсем.