Нестор Махно

— Повод! — вскрикнул он и поскакал. За ним отправились остальные к хатам, что кучкой ютились по эту сторону Волчьей. Встретился пожилой мужик.

— Солдат не видели? — обратился к нему Махно.

— Не-е.

— А хата целая?

Встречный показал на черные стены.

— Ось вона, — и смотрел явно недружелюбно. Ему хотелось взвыть от боли: «Шляются тут всякие! Вам революция, свобода чи вильна Украйина. Мэни як жыть? Семью куда? Эх, шо там. Еще зарубят и фамилию не спросят». Он отвернулся и, сутулясь, побрел дальше.

А отряду попались еще две тетки в цветных платках, чем-то вымазанных, скорее всего сажей. Лица измученные, не поймешь даже, сколько им лет.

— Здрасте, бабоньки! — оживившись, приветствовал их Щусь. — Немца нет в селе?

Они остановились, приглядывались.

— Ой, та цэ ж Хвэдир! Кавалер наш! — узнала одна. — Шо ж вы наробылы, шалапуты? Дэ ж наши хаты?

— Враги сожгли, — попытался оправдаться Щусь.

— И тоби нэ стыдно брэхать? Ради чого вы йих побылы? Якщо ради нас, то дэ ж та правда?

Видя, что этот разговор ни к чему доброму не приведет, Нестор толкнул Федора:

— Поехали.

Женщины сообщили вдогонку:

— Нэма нимця. Ни души. Нэ бойтэсь, хлопци!

На окраине Махно спросил:

— Проскочим, сынки, в главную часть села?

— Веди, Батько.

Дальше поехали скоро. Попадались нехотя лаявшие собаки, перепачканные в золе свиньи, ревущие телята. Повстанцы останавливались у своих хат, смахивали слезы, звали, но никого не было. Люди, похоже, разбежались по родственникам или куда глаза глядят, а кое-кто и прятался здесь, боясь показываться. Лишь в одном дворе мужики строгали бревна, ладили крышу. Отряд завернул к ним.

— Помощники нужны? — предложил Щусь.

— Давай бомбу, Федор, — отвечал тот, что стоял на стене. — Я их, паскуд, на кусочки буду кромсать!

— Мать моя, жена где?

— Подались, Федя.

— Куда, не знаешь?

— Я и своих не найду пока.

— А сколько хат сожгли? — поинтересовался Махно.

— Сотни, дружок, сотни.

Еще немного поговорили, поехали дальше, к лесу. Пахло гарью. Улица расширялась, и на поляне повстанцы увидели кучку людей со знаменами или хоругвями. Нестор придержал коня.

— Кто такие? — с тревогой спросил Щуся.

— Счас узнаем. Сергей, Вася, ану за мной!

Навстречу им вышел священник в рясе и с крестом в вытянутой руке. Федор узнал его. То был отец Иван, который, по словам матери, когда-то крестил младенца Щуся.

— Бог в помощь, православные.

— Что вы тут делаете? — удивился Федор, спрыгивая с лошади и направляясь к батюшке. Тот все держал крест впереди себя, ожидал, что они поцелуют его согласно обычаю. Но обвешанные оружием повстанцы остановились поодаль. На флоте, принимая присягу царю и отечеству, Щусь уже прикладывался к кресту. Где теперь те «святыни»? Предано и забыто. Хватит!

— Вы еще там были, на той стороне, а мы уже внимали, — сказал священник. — Оглянитесь! Разливанное море слез. Не утонуть бы нам всем. Пора христианам замириться ради Бога и Святого Духа. Простите врагов ваших. Пусть они не православные, однако же исповедуют Христа: и колонисты, и австрийцы. Негоже нам убивать друг друга.

— Я доложу, — буркнул Федор и направился к Махно.

— Что им надо?

— Хотят мира, Батько. Просят не проливать кровь христианскую.

— Передай скорее, чтобы никогда не выводил навстречу мне крестьян и не подходил с крестом!

Нестор не мог забыть, как ждал виселицу жутких пятьдесят два дня и каждое появление священника в камере бросало в холодный пот. Ни всемогущая церковь, ни прихожане никогда не помогли, не защитили его, мальца, ни многодетную его мать-вдову, ни братьев. Хотя бы так, как это делают баптисты: хату подсобят слепить, одежонку, еду поднесут. Иудей Кернер — да, помогал. Но не церковь. Где же она была раньше, когда всё рушилось? А теперь обездоленные поднялись на дыбы, так поп Иван, видите ли, о мире запел с крестом в руке. Кого оберегает? Кому служит? Еще и пророчить начнет, как ведун. Накаркает!

Федор возвратился.

— Он согласен, Батько. Не будет тревожить тебя. Но просит принять хоть хлеб-соль от людей.

«Ох и коварные, прохиндеи, — в бессильной ярости думал Махно. — Чуют, что народ клонится к рабскому миру, и тянут на свою сторону. Не выйдет у вас, святоши!»

— Ничего я у него не возьму. Провокация это. Так и передай.

Получив отказ, отец Иоанн постоял в раздумье. Нестор с седла наблюдал за ним. Священник был среднего роста. На крупной голове проглядывала лысина. Покатые плечи его опустились еще более, когда услышал ответ своего крестника.

Отец Иоанн, неуверенно ступая, возвратился к старикам. Те смотрели на него со страхом и жалостью.

— Я во всем… виноват, — с тихим стоном сказал священник. — Лишите меня сана. Нет… и этого будет мало.

Старики переглянулись. Затем, помолившись и не опуская хоругвей, направились к церкви.

А Махно скомандовал:

— Вперед, сынки. Нас ждут страждущие. И только!

После осмотра несчастных Дибривок повстанцы готовы были рвать и метать.

— Нужно мстить, мстить, мстить! — требовали они. — Веди нас, Батько, на врагов!