Нестор Летописец

Современный историк так оценивает послание и описывает его политический фон: «Здесь мы, очевидно, имеем дело с отголосками того самого предания о проповеди апостола Андрея Первозванного на русских землях, которое вошло в „Повесть временных лет“ и о корнях которого до сих пор спорят ученые. Ведь известно, что именно Андрей, проповедовавший в Малой Азии и Греции, считался основателем Церкви Константинополя — тогда еще Визáнтия. Тесный союз Михаила VII (как, впрочем, и его предшественника Романа Диогена) с Русью подтверждается и другими данными, среди которых наиболее яркое — решающее участие русского флота в разгроме войск узурпатора Никифора Вриенния в начале 1078 г.»[219]. Письмо Михаила Дуки свидетельствовало как раз о серьезном изменении в отношении империи к Руси, и эта перемена была в ее пользу: «Мысль о тесном духовном родстве двух великих православных держав в наше время выглядит трюизмом. Но она была далеко не столь очевидна в XI столетии, когда русский флот угрожал Константинополю{55}. Сам Михаил Пселл довольно неприязненно пишет о „росах“ в своей „Хронографии“. И вот теперь он, едва ли не впервые в практике византийской дипломатии, вводит в действие весомый аргумент: земли, которыми владеют русский князь и византийский император, во времена апостолов служили местом проповеди одного и того же ученика Христа — святого Андрея Первозванного ‹…›. Тем самым Русь и Византия предстают государствами, имеющими „единое начало и корень“ в духовном смысле, что обязывает их правителей, поклоняющихся одному Богу и соблюдающих тождественные религиозные обряды, держаться вместе и в политическом отношении и стремиться к родственному союзу»[220].

Так что Нестору, автору «Чтения о Борисе и Глебе», вряд ли нужно было вступать в спор с «грекофилами» и якобы покровительствовавшим им тогдашним киевским князем Всеволодом Ярославичем. Правда, в пользу гипотезы о полемике Нестора с «грекофилами» якобы говорит разительное противоречие между легендой о посещении Руси апостолом Андреем и Несторовым «Чтением…»: в отличие от летописца автор жития решительно утверждает, что апостолы Русь не посещали и здесь не проповедовали. Однако противоречие это скорее мнимое, чем настоящее: для Нестора важно прежде всего, что Русь не знала апостольской проповеди, а легенда, по крайней мере в том ее варианте, который известен по тексту «Повести временных лет», говорила лишь о посещении Андреем Руси, а не о попытке обратить ее жителей в Христову веру. Впрочем, не исключено, что Нестор действительно отвергал сложившееся к его времени, но не дошедшее до нас сказание об апостольской проповеди в будущей Русской земле. Книжник мог на самом деле так поступить, чтобы возвеличить деяния князя Владимира, приведшего к христианству землю, в которую прежде никто не сеял семена новой веры. При этом он варьировал мысль, высказанную автором «Слова о Законе и Благодати», писавшим о крестителе Руси: «Как уверовал? Как воспламенился ты любовью ко Христу? Как вселилось и в тебя разумение превыше земной мудрости, чтобы возлюбить невидимого и устремиться к небесному? Как взыскал Христа, как предался ему? Поведай нам, рабам твоим, поведай же, учитель наш! Откуда повеяло на тебя благоухание Святого Духа? Откуда <возымел> испить от сладостной чаши памятования о будущей жизни? Откуда <восприял> вкусить и видеть, „как благ Господь“?

Не видел ты Христа, не следовал за ним. Как же стал учеником его? Иные, видев его, не веровали; ты же, не видев, уверовал. Поистине, почило на тебе блаженство, о коем говорилось Господом Иисусом Фоме: „Блаженны не видевшие и уверовавшие“. Посему со дерзновением и не усомнившись взываем к тебе: о блаженный! — ибо сам Спаситель так назвал тебя. Блажен ты, ибо уверовал в него и не соблазнился о нем, по неложному слову его: „И блажен, кто не соблазнится о мне“! Ибо знавшие закон и пророков распяли его; ты же, ни закона, ни пророков не читавший, Распятому поклонился!»[221] Совершившееся Иларион называет «дивным чудом». Ведь Русь не знала «непрерывной просветительской традиции, начатой Христом», а уверовала благодаря чуду «откровения и преображения»[222].

Однако даже если Нестор и отвергал легенду об апостольской миссии Андрея, реальная картина весьма далека от противостояния «прогреческой» и «прорусской» партий, репликой в остром споре которых якобы было Несторово «Чтение…». Почитание апостола Андрея, возможно, утверждалось и поддерживалось сначала Андреем-Всеволодом Ярославичем, а потом его сыном Владимиром Мономахом, а отражением этой тенденции могло быть включение легенды о посещении апостолом Руси в состав «Повести временных лет»[223]. Но никакого «низкопоклонства перед Византией» за этим культом не стояло. Борьбы двух «партий» — по крайней мере в том виде, в каком она рисуется воображению М. Д. Присёлкова, — на Руси в то время попросту не было, и я уже говорил об этом. Что, конечно, ни в коем случае не отрицает несомненной любви книжника к родной стране и стремления прославить подвиг князя Владимира.