Среди событий Священной истории во вступлении к «Чтению о Борисе и Глебе» Нестор упоминает рождение сыновей Адама и Евы Каина и Авеля, однако историю убиения Каином Авеля книжник опускает[235]: «И зачатъ и жена его Евга и роди Каина, и пакы приложи, и роди Авеля. Нъ да не продолжю рѣчий, нъ воскорѣ извѣщаю»[236]. В переводе Н. И. Милютенко эти строки звучат так: «И зачала жена его Ева, и родила Каина, и потом родила Авеля. Но не стану продолжать рассказ, а буду краток»[237]. Такая особенность изложения библейского сюжета объясняется, вероятно, тем, что в «Чтении…» первоубийство является моделью, «матрицей» для описания преступления Святополка. История убиения Каином Авеля под пером Нестора как бы превращается в рассказ о мученичестве Бориса и Глеба, Святополк, Борис и Глеб словно замещают Каина и Авеля, древнерусская история оказывается непосредственным продолжением и повторением библейской[238]. Во вступлении о грехе Каина не говорится, ибо его замещает и повторяет злодеяние Святополка.
Нестор, очень внимательный к значению и смысловому ореолу имен{56}, в «Чтении…» тринадцать раз называет Святополка окаянным. При этом определение «окаянный» превращается в существительное и почти вытесняет собственное имя великого грешника. Имя «Святополк» в сочетании с этим определением встречается в тексте жития лишь один раз. Дважды в начале «Чтения…» антагонист святых назван просто Святополком, без негативного определения «окаянный»: в первом известии о нем как об одном из сыновей Владимира и в размышлении о нем Бориса. Но в этих случаях автору жития просто было необходимо назвать изверга по имени, чтобы было ясно, о ком идет речь. В начале жития Святополк еще не проявил своего «окаянства», греховности — поэтому он пока и не назван окаянным. Во втором случае Нестор описывает восприятие будущего братоубийцы Борисом, а не выражает собственное отношение ко «второму Каину» — потому и нет этого определения. В Несторовом житии Бориса и Глеба определение «окаянные» также дважды применено к посланцам Святополка, подстерегавшим святого Глеба, и один раз эпитет «окаянный» отнесен к Глебову повару, предавшему господина смерти по требованию Святополковых людей. Но здесь все три раза слово «окаянный» является определением, а не заменой собственного имени, как в двенадцати примерах со Святополком. Окаянным Святополк именуется и в «Сказании о Борисе и Глебе» — превращение определения в устойчивый эпитет, видимо, связано с его фонетическим сходством, созвучием с именем Каин[239]. Но вытеснение настоящего имени словом «окаянный» — это особенность лишь «Чтения…». Она объясняется не только тем, что Нестор как бы приравнивает Святополка к Каину, но и вероятным ощущением книжника: братоубийца не должен, не имеет права носить имя, в котором содержится корень «свят−»[240].
Так же внимателен Нестор и к христианскому имени Глеба Давыд (Давид). Это имя носил младший сын Иессея, победивший на поединке исполина-чужеземца Голиафа: Давид поразил страшного врага камнем, выпущенным из пращи (1-я Книга Царств, глава 16, стихи 13–23, глава 17, стихи 8–11, 34–50). Нестор так объясняет провиденциальный смысл крестильного имени младшего из братьев: «Святому же Глебу дано было имя Давид. Видите ли вы, что благодать Божия с младенчества была на ребенке? Дали, как сказано, имя ему Давид, как, каким образом? Не потому ли, что тот был младшим среди братьев своих, так же как и этот святой? Как и сам пророк свидетельствует: „Меньший был среди братьев моих и самый юный в доме отца моего“{57}, и прочее. И так же, как пророк Давид вышел против иноплеменника и погубил его, и „избавил от поругания сынов Израилевых“{58}, так же и сей святой Давид вышел против супостата диавола и погубил от поругания сынов русских»[241]. Но в ветхозаветной книге описано, как юный герой физически побеждает иноплеменника-филистимлянина и тем самым сохраняет жизни воинов Израиля и, быть может, спасает свой народ от порабощения. Нестор же рассказывает об убиении «своего» Давыда злодеями, причем непосредственно закалывает его по приказанию посланцев Святополка собственный Глебов старший повар. Ветхий Завет понимает победу как физическое торжество, как убийство противника; автор «Чтения…» — как торжество духовное, как одоление дьявола — зачинателя розни и вражды. И это свидетельство глубины понимания Нестором истин христианской веры[242].