Первые дни пути всегда либо самые простые, либо самые трудные. Зависит от настроя и крепости икроножных мышц трактующего. Казалось бы, второй вариант должен был утратить актуальность с обретением лошади, но, увы, всё только начиналось. Даже несмотря на то, что тщедушную Соль, едва достававшую Тори до ключиц, время от времени норовило сдуть ветром, два всадника для Золотца были сущим кошмаром. Рост Тори обычно играл ему на руку: бесконечные пироги и пиво, без которых он не смыслил жизни, в большинстве своём уходили на поддержание жизни в этом нескладном ясене в человеческом обличье, оседая на его фигуре лишь изящным и поистине мужественным пузиком и мощными руками. Даже если бы Тори неожиданно подался в атлеты и сбросил все лишние килограммы, это всё равно не слишком облегчило бы Золотцу жизнь. Да и самому Виатору явно пришлось бы несладко: у него только-только перестало темнеть в глазах каждый раз, когда он поднимался с кровати, как это бывало в подростковые годы. Выход оставался только один: с утра Золотцу ещё удавалось с божьей помощью протащить обоих всадников на себе пару миль, но потом Тори приходилось спешиваться и быстро переставлять ноги, пока Соль пыталась добиться от клячи чего-то хоть немного напоминающего рысцу. О галопе речи не шло: через полминуты несчастная Золотце начинала хрипеть так, будто вот-вот отдаст концы. Похороны лошади отняли бы как минимум полдня: лопаты под рукой не было, а рыть яму подручными средствами – врагу не пожелаешь. Но и бросить это убогое, но всё же добродушное создание кормить опарышей посреди дороги было бы совершенно бесчеловечно. Приходилось подстраиваться и время от времени молиться Хрону, чтобы тот вдохнул жизнь в Золотце и дал ей сил продержаться ещё хотя бы пару недель. Если получится добраться до города, то, возможно, удастся обменять её хотя бы на пару краюх застарелого хлеба… Или, по мнению Тори, выгодно продать за двадцать золотых «какому-нибудь простофиле». Вероятно, он слабо представлял себе иерархию простофилей и своё в ней место. Но Журавлиный Брат, заботливо наблюдающий за ним с небес, определённо оценил бы такой подход. Больше всего на свете Этерн любил блестящие монетки и бессмертный оптимизм.
Соль, в отличие от Тори, оказалась неплохой наездницей. В сгоревшей деревне у неспящих была лошадка по имени Ория. Ей дали имя из-за медно-рыжей шёрстки, схожей по цвету с маленькой монеткой. Соль никогда не случалось опробовать её в деле, но в свободное время отец Ната иногда давал ей уроки верховой езды. Было в этом какое-то особенное отчаянное очарование: вольные эгеры учили своих детей держаться в седле, читать и писать, а иногда даже танцевать и вести светскую беседу. Так, как будто у них на самом деле было будущее. И вот, поди ж ты! Пригодилось. Кто бы мог подумать, что всё обернётся именно так…
Путники прошли к северу от Калиго, не решившись приблизиться к западной столице. Они выбирали обходные дороги, а на главных старались показываться ближе к ночи или в хмурую погоду, уменьшая риск нежелательных встреч. Даже в глуши, на перекрёстках, увенчанных указателями, можно было встретить весьма недвусмысленные листовки:
«Твой сосед – эгер? Бди!»
«Сегодня не сообщишь о неспящем – завтра не проснётся твой брат!»
«Империя на страже твоего спокойствия!»
Последний плакат украшал портрет застывшего в героической позе слепого легионера с лучистым гербом Аструма во всю грудь. Отвратительно приторно и по́шло – только полный идиот купился бы на подобные псевдопатриотические уловки. Но если пропагандистская лапа добралась даже до вечно равнодушных ко всему в мире эврийских провинций, дело дрянь. Было похоже, что людей и правда запугали историей о бунте на Храмовом Острове. Что им наплели? Кровожадные эгеры поубивали всю стражу ради забавы? Неспящие годами вынашивали коварный план, как заразить всех остальных?