Ирония принца не была бессмысленной. Хоть императрица и казалась неприступной, он знал свою мать. Слишком хорошо знал. Главной слабостью Авроры всегда была и оставалась любовь. Любовь к своему народу. Даже когда смерть следовала за императрицей по пятам и она не могла доверять никому из приближённых, Аврора до последнего оставалась слепа и глуха к прегрешениям простых имперцев. Сиятельная знала, что люди от неё без ума, и это взаимно. Поэтому она дальновидно оградила себя от придворных, от глав всех приставленных ко двору палат и даже от управленцев из гильдий и обществ, но ограждать себя от простого люда она никогда не считала нужным: на этом строилась её политика на протяжении всех этих лет. Император, появляющийся на городской площади в окружении толпы стражников, обречён на удар ножа в спину, это лишь вопрос времени. Но раздели он с сирыми мира сего краюху хлеба на глазах у честного народа, и никто никогда не решится покуситься на его жизнь. Как минимум это будет слишком просто. И скучно. Профессиональный убийца сочтёт за оскорбление такую примитивную работёнку, а выживший из ума психопат, грезящий идеей цареубийства, будет искать во всём этом подвох до тех пор, пока размышлениями не загонит себя в могилу. К тому же у простых аструмцев к Сиятельной серьезных претензий быть не могло – она свято в это верила. Двадцать лет Аврора провела на троне и все двадцать лет недосыпала и недоедала, прислушиваясь к каждому голосу, даже если его сопровождал запах перегара и забродившего сыра, и его обладатель был свято уверен в своём гражданском праве притащиться в императорский дворец и требовать от власть имущей сотню эсов на водку и сопутствующие расходы.
При таком раскладе подобраться к императрице со стороны не составило бы труда. Но вот навсегда избавиться от неё смог бы только один человек. Тот, кто считал её причиной всех своих страданий. Тот, кто только-только вступил на свой тернистый путь в этом огромном мире и, едва увидев свет, тут же лишился и того малого, что грело его сердце. Для кого-то Сиятельная была освободительницей и заботливой матерью, которая принесла на эти земли мир. Но для одной девочки с чёрными глазами она была корнем зла, годами отравляющим почву вокруг своей отвратительной ложью. И если раньше в этой девочке ещё теплилась надежда удобрить эту землю правдой и диалогом, то теперь у неё не оставалось сомнений – корень нужно выкорчевать и бросить в выгребную яму прежде, чем из него прорастёт нечто ещё более отвратительное и ядовитое. Для Рекса всё сложилось как нельзя лучше: целеустремлённая Соль, больше не видящая пути назад, и нерасторопная Аврора, следующая через любимую всем сердцем империю. Первая найдёт вторую даже на одной из лун, что светят в ночном небе, а вторая… Вторая сама себя выдаст. Даже если её обожаемый искатель и уговорил её трусливо прятаться в дорогих особняках с толпой стражи на пути в Нову, Аврора не выдержит и найдёт способ выйти к народу. Эта женщина годами пила вино из одного кубка со своими подданными. И теперь, когда на горизонте маячил новый мирный договор – её сокровище, её величайшее в жизни достижение, – она не упустит шанса разделить эту радость с теми, кому так верно служит. Свет, занавес. Аплодисменты.
Тори вернулся из Дальней Тропы ещё до полудня. Издалека Соль даже приняла его за кого-то другого, но длинные конечности и глупая пружинистая походка выдали Виатора с потрохами. Смутил Соль не столько сам Тори, сколько кобылка, которую он вёл, а точнее сказать, тащил под уздцы. В деревню Тори отправился за всем необходимым для похода: провизия на первое время, тёплая одежда, спальные мешки, палатка и, конечно, лошадь. Поездка верхом была достаточно быстрым и не привлекающим лишнего внимания способом передвижения, по крайней мере, до тех пор, пока им не удалось бы выйти к фавийской границе, где начинали ходить товарные поезда. Однако то, что двигалось рядом с Тори, с трудом можно было назвать лошадью: кривые тощие ноги с несоразмерно большими коленями, копыта с годами налипавшими на них навозом и пылью вместо подков, сутулая шея, жиденькая грива и невообразимо жирные бока. Поразительно, сколь уродливое существо может породить природа: кобыла умудрялась сочетать в себе худобу и откормленность одновременно, и нельзя было сказать наверняка, что случится быстрее: издохнет это несчастное существо или под шумок сожрёт всё, что опрометчиво оставили в её седельных сумках. Если, конечно, дотянется, преодолев преграду в виде бесчисленных складок на заплывшей шее.