Неспящие

— Для начала, вы правы; действительно есть незаконная торговля «дремой». Вы также правы, что АНД участвует в этой торговле. Но, честно говоря, такую цену в наши дни приходится платить за бизнес. Торговать, полицейский Хаас, непросто. Помимо расходов на топливо, частную охрану для сопровождения грузов, инспекцию при пересечении штатов, блокпосты нацбезопасности и время от времени продажных чиновников, существует еще и профсоюз дальнобойщиков. Чтобы своевременно и эффективно доставить наш продукт на рынок, нам часто приходится обходить криминальные и бюрократические препоны. Да боже мой, нашим водителям иногда загораживают дорогу настоящие баррикады. Приходится откупаться. И от многих. Уходит уйма денег. Как правило, наличными. И нам не только нужно откуда-то доставать эти деньги, мы еще вынуждены их прятать. Учитывая то, что мы делаем, мы даем взятки, чтобы иметь возможность доставить «дрему» туда, где от нее будет какая-то польза. Большинство этих выплат нелегальные. Мы подкупаем чиновников на всех уровнях власти. У нас нет выбора. Сейчас это все превратилось в какое-то скопление феодальных князьков. На уровне городов, штатов, на федеральном, межведомственном. С дорожными бандами и то проще иметь дело. И нельзя сказать, кому придет в голову нас шантажировать, чтобы поиметь с нас еще больше, или, боже упаси, покарать, если найдет следы наших сделок. Поэтому нам нужны невидимые деньги. Сама «дрема» лучше наличных. Мы могли просто сбрасывать с грузовика пару ящиков каждый раз, когда натыкаемся на преграду. Ну а потом что? Хаос, вот что. Десятки вольных продавцов, продающих мелкие запасы «дремы». Началась бы полная неразбериха. А след привел бы прямо к АНД. Кроме того, мы понимали, что черный рынок «дремы» неизбежен. Слишком большой спрос и недостаточное предложение. Мы увидели эту неизбежность, подумали, как нам нужны наличные, и решили сами создать и контролировать черный рынок. Партии «дремы» доставляются по каналам поставки на местные рынки. Каждый раз из партии наугад вынимают один контейнер и сканируют. И чипы оказываются в тех местах, которые указаны в декларации. Потому что они и есть там, где должны быть. Мы не трогаем их до тех пор, пока они не придут на место. Остается подмазать тех, кто раздает «дрему» в амбулаторных пунктах, и дело сделано. Можно выудить то, что нужно. Мы продаем «дрему» ящиками и контейнерами в хосписы, которые собрали деньги за счет пожертвований родственников своих состоятельных пациентов, в пункты продажи медицинской марихуаны и еще, да, некоторым очень активным и хорошо организованным распространителям бесплатных лекарств, которые обслуживают малообеспеченные районы, где в наше время мало полиции. Как вы сказали, конечный потребитель «дремы» не заинтересован в том, чтобы ставить под угрозу канал поставки. Некоторые крупные учреждения испытывают нехватку, но я не могу не чувствовать, что этот недостаток вполне компенсируется тем, что на самом деле система позволяет получить «дрему» многим людям, которые иначе не могли бы ее получить. За все те месяцы, пока система работает, у нас практически не было утечек. Что же касается Младшего и вашего предположения, что это он придумал все это, что ж, как вам кажется, похож он на создателя?

Парк подумал о Кейджере.

— Он похож на очень умного человека.

Старший нахмурился.

— Так и есть, так и есть. Он очень умен. Ум просто зашкаливает, если тесты на интеллект хоть что-то значат. Но он рассеянный. И не из тех, кого зовут душой компании. Неспособен управлять предприятием подобного масштаба. Он не смог бы применить все свои способности к такой задаче, потому что ему было бы слишком неудобно в отношениях с людьми. У этого парня, я вам говорю, больше природных задатков, чистого таланта, чем любой отец мог бы надеяться увидеть в сыне, но только он не может применить их ни к чему полезному. Бизнес, как я понимаю, — это не для всех, и я смог; а он может писать картины. То есть выразительные, мощные образы. Поэтому если бы он занялся живописью, я был бы «за» обеими руками. Сын-художник? Да я бы гордился безумно. Но даже в искусстве он просто… — Старик провел рукой по воздуху. — Его отнесло в сторону. Он потерял фокус, интерес. Такая энергия. Потенциал. Единственное, в чем он когда-то задерживался, — это чертовы игры. Эта единственная чертова игра. Он… Он теперь строит жизнь вокруг этой игры. Так что я, ведь я же его отец, я хочу его понять, делить с ним то, что он любит, поддерживать его, принимать его всерьез. И я честно был горд, когда он появился и сам по себе, просто наблюдая за рынком, за последствиями пика добычи нефти, краха кредитной системы, эрозии инфраструктуры, полной беспомощностью федерального правительства, увидел, что АНД должна получить выход на торговлю «дремой» вне рынка. И он хотел получить концессию. Для себя.

Он поднял и опустил плечи.