Несомненная реальность

Выслушав несвязный рассказ девушки, Олег задумался. Как и он сам, она попала сюда в бессознательном состоянии. И у них обоих в первые дни оказался отчетливо затуманен рассудок, вероятно, в результате сильного шока. Следовало проверить еще кое-что. Он поскреб подбородок, поднялся со стула, покопался в платяном шкафу и извлек на свет вычищенные и выглаженные брюки.

— Ваши? — спросил он, разворачивая их.

Девушка посмотрела на штаны и кивнула.

— Здоровские штанишки, — грустно сказала она. — Франц подарил. Мы с ним… в общем, он хороший друг. У него водились такие вещи. Сама я в жизни бы на такие не наскребла, с моей-то стипендией в двадцать пять форинтов…

Олег кивнул.

— Понятно. Думаю, в ближайшее время вам носить их не светит. Не принято здесь женщинам в штанах ходить.

Он аккуратно свернул брюки и убрал их в шкаф. Судя по всему, одежда при переносе также оставалась неизменной. Он вернулся обратно на стул, мучительно подыскивая первую фразу для объяснения. Оксана, впрочем, избавила его от колебаний.

— Здесь – это где? — настороженно спросила она. — У вас на даче?

— «Здесь» означает «в другом мире», — вздохнул Олег. — Боюсь, госпожа Шарлот, мы с вами оказались в весьма странном положении. Видите ли…

Пятнадцать минут спустя Оксана все еще смотрела на него с недоверием, но в ее взгляде появилось что-то новое. Выслушав краткое описание новой реальности, она опустила голову и задумалась. Потом передернулась и принялась выбираться из кресла.

— Я хочу увидеть все своими глазами, — твердо заявила она. — То есть… то есть я уже все видела, но я… была не в себе. Хочу посмотреть еще раз.

— Вы на ногах не стоите, — усмехнулся Олег. — Куда вам идти?

— А я не собираюсь идти, — девушка упрямо тряхнула волосами. — Я собираюсь ехать. На повозке, запряженной лошадьми, раз уж машин нету. А еще я есть хочу.

Она принялась развязывать пояс халата, но, спохватившись, быстро запахнулась и принялась оглядываться по сторонам.

— Э-э-э… господин Народный Председатель? — смущенно поинтересовалась она. — А во что мне одеться?

— Горюшко вы мое, — вздохнул Олег. — Я, между прочим, устал, как собака. Я полгорода сегодня исколесил, а Москва, к вашему сведению, хоть и деревня, нашей Моколе по размерам не слишком уступает. Ладно, сейчас позову хозяйку. Пакеты видите? Она служанку за в магазин за одеждой гоняла, авось и одеться поможет: местная женская одежда на нашу как-то слабо похожа. Только…

— Да? — Оксана настороженно повернулась к нему.

Олег поколебался.

— Видите ли, я представил вас хозяевам как свою сестру, поссорившуюся с матерью и ушедшую из дома к жениху, а жениха зарезали на улице. Оттого-то вы и оказались не в себе. Думаю, лучше придерживаться моей легенды во избежание кривотолков. Похоже, здесь мораль куда более строгая, чем у нас, и пребывание мужчины и женщины, не связанных родственными узами, в одном помещении и наедине сильно не приветствуется. Вплоть до визита полиции.

— Понимаю… — Оксана задумалась. — Хорошо, учту. Можно теперь…

— И, как следствие, — продолжил Олег, — нам как родственникам неплохо бы оставить в стороне формальности наподобие «господина Народного Председателя» и обращения на «вы». Тем паче, что я здесь никакой не Нарпред. Кроме того, — он криво усмехнулся, — когда красивая молодая девушка вроде вас обращается ко мне таким образом, я чувствую себя безнадежным стариком. Короче, я предлагаю перейти на «ты» и обращаться по именам. Я Олег, ты Оксана.

Девушка изумленно посмотрела на него, потом медленно кивнула.

— Хорошо… Олег, — скованно произнесла она. — Я… постараюсь не сбиваться.

— Вот и ладушки, — одобрительно кивнул он. — Умница. Отчество и фамилию мы тебе оставим старые, иначе наверняка проговоришься по-первости. Но если станут спрашивать, почему фамилии и отчества разные, скажешь, что сводная сестра. Понятно?

Оксана снова кивнула.

— Ладно, сестричка, — усмехнулся Олег. — Вон твоя новая одежда в свертках, разбирайся пока. А я пойду посмотрю, кого тебе на помощь позвать. Жена хозяина обычно где-то рядом болтается.

1 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок

— Похоже, он остался сильно недоволен.

Филер, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда начальства. Медников сверлил его тяжелым взглядом.

— Когда ехали от Тубарева в Промышленное училище, он ругался словами, половину которых даже я не знаю, — пояснил Чумашкин. — Что-то насчет зажравшихся и закосневших в своем тупоумии академиков… а дальше про сожительство в извращенной форме. По матушке и батюшке крыл, проще говоря, с применением незнакомых слов.

— Неудивительно, — Медников, казалось, слегка расслабился. — С яйцеголовыми общаться – себе дороже. Дальше.