Несокрушимые

К своему последнему часу готовились все. У Селевина мушкетная пуля разворотила всю стопу, осмотрел его брат Афанасий и вынес приговор: «Ходить будешь, хотя и без пятки, на кой она? Лишь бы нога не отгнила, но для того не труди её, держи в спокое». Как же, послушался Ананий! Выбрал себе пушку на стене у Пивной башни, устроил около неё подвесное сидение и стал учиться перемещаться, не ступая; там вместе с Немко и решил отражать приступ. Сам Афанасий встал по соседству, чуть подалее расположился Голохвастов, вспоминая давние пушкарские навыки.

Приступ начался ночью в канун Петровок, 28 июня. Нападающие шли со всех четырёх сторон. К утру у них обозначился успех: заняли и зажгли острог перед Водяной башней, приставили лестницы и стали взбираться наверх. Наступил самый тяжёлый миг боя. Стены более не скрывали малочисленность защитников, пушки не равняли сильного со слабым, враги сошлись лицом к лицу. Сытому, озверелому воинству, изощрённому по части убийства и нанесения увечий, противостояла горстка измождённых, многие из которых взяли оружие лишь вчера. Единственное, что у них получалось лучше всего, так это безропотно принимать смерть от беспощадной сабли и своими телами загораживать путь наступающим. Долгорукий и его сын получили по несколько ран, князю оставалось только ждать подхода последнего ратного запаса, прибережённого на самый крайний случай, но и эта надежда быстро таяла.

Овладев Водяной башней и примыкающими стенами, враги стали распространяться по галереям. Вот уже заняты переходы, ведущие к Пивной башне, ещё немного, падёт и она. Ананий сполз со своей подвески и подобрался к бочонку с порохом. Сунуть фитиль в затравку и зажечь его оказалось делом нескольких мгновений. Он встал на четвереньки и, опираясь руками о бочонок, двинулся навстречу врагу. До передовых воинов оставался какой-либо десяток саженей, как вдруг совсем рядом взорвалось вражеское ядро, и Ананий ощутил резкую боль в другой ноге; обернувшись, он увидел, что вокруг колена растекается лужа крови, продвигаться далее не было никакой возможности. Тогда он изо всех сил толкнул бочонок вперёд, то был последний жест отчаяния, рассчитанный только на счастливый случай, — не вышло! Бочонок почти сразу завалился на одну сторону и приткнулся к боковой стенке галереи, всего в какой-нибудь сажени от него. Ананий смотрел на быстро бегущий огонёк и по привычке вёл счёт, оставалось совсем немного. И тут, откуда ни возьмись, выскочил Немко, схватил бочонок и устремился вперёд.

— Стой! Бросай! — крикнул Ананий, забыв, что приятель не может услышать его. Впрочем, предупреждение и так запоздало. Раздался взрыв, Немко исчез, там, где он только что стоял, образовался широкий пролом, на дальнем краю которого громоздились вражеские тела. На некоторое время путь в этом направлении был перекрыт. А с другого конца к Водяной башне спешили ратники и монастырские братья во главе с Гурием Шишкиным. Он бежал впереди, что-то сжимая в руке, но поражал не оружием, а яростной силой своего огромного тела. Увлечённые его порывом люди остановили движение нападающих, а скоро подоспевшая подмога сбила их со стены. Это случилось уже утром, обе стороны, как бойцы после величайшего напряжения, бессильно опустили руки и нуждались в восстановлении. Скоро стало ясно, что завод у нападающих слишком ослаб, их дальнейшие действия шли вяло, разрозненно, им требовалось время для отдыха и организации нового приступа, к обеду всё постепенно затихло.

Троицкие оказались более выносливыми, они нашли в себе силы, чтобы выйти из крепости и прибрать оставленный приступный наряд. У щитов и лестниц лежало множество павших, уже по этому можно было судить, насколько многолюден оказался ночной приступ. Но и своих потеряли немало, особенно монастырских братьев.

Ананий умирал на руках Афанасия. От вновь полученной раны нога распухла, будто сгорала на внутреннем огне, который быстро распространялся по телу. Испытывая страшные мучения, он внешне не подавал вида и перед самым концом нашёл в себе силы, чтобы снять подаренный Антипом крест-распятие и передать монаху.

— Носи на дальнюю дорогу, грудь защищает, проверено...

С этими словами он и кончился. От пострижения отказался, просил лишь похоронить на том месте, где когда-то нашла последний приют его семья.

Так за несколько месяцев исчез весь Селевинский род и те, кто стоял рядом. А сколько было подобных ему!