Он вышел из церкви святой Маргариты, где происходило венчание. Было очень жарко, и хотелось посидеть в тени, под сводами аббатства. Он присел на каменную скамью — и вдруг увидел Кэролайн. Она была вся в черном и, вместо обычной траурной шляпки, на ней был повязанный в виде чалмы по самые брови черный тюль. Кэролайн окликнула Джона. Он встал и пробормотал обычные фразы соболезнования. Ему была очень неприятна эта встреча и хотелось поскорее уйти.
— Простили вы меня? — спросила вдруг Кэролайн, с выражением ребенка, огорченного и жаждущего утешения.
— Да, конечно, — отвечал Джон неуверенно. — Я так сожалею о вашем несчастье… я…
— Так, если вы не сердитесь больше, не навестите ли меня как-нибудь?
— Очень благодарен… — Джон мучился тем, что не умел ничего больше ответить. В смятении смотрел в светлые глаза Кэролайн, и их блеск как-то сливался в его ощущениях со слепящим зноем летнего дня.
Он посадил Кэролайн в автомобиль и побрел домой с тем тягостным ощущением недовольства собой, которое иногда возникает как будто без всякого повода. Была суббота, и ему предстояло ехать к Виоле. В поезде он думаю об этих двух женщинах — о Кэролайн и Виоле. Когда женщина просит у мужчины прощения, это невольно обязывает его быть с нею ласковым… И будит воспоминания о прошлом. Джон снова вспомнил Венецию…
Он не сказал Виоле о встрече с Кэро. Они отправились в лес, захватив с собой корзинку с провизией, и провели там почти весь день. Джон развел костер из еловых шишек, которые во время горения распространяли чудесный аромат. Сидя у костра, они с Виолой строили планы относительно летних месяцев. Решили часть каникул оставаться в коттедже.
— Здесь чудесно… с тобою, — сказал вдруг Джон. — Так уютно, спокойно… Если я получу назначение от Вэнстока, я буду совершенно доволен.
— А если нет?
Он усмехнулся.
— Если нет, тогда опять все сначала: снова скачка с препятствиями, снова скука выжидания.
Он прилег головой к ее коленям.
— А я всегда терпеть не мог ожидать… особенно поцелуев!..
Он поднял глаза на Виолу, прислонился к серебряному стволу березы.
— Счастлива?
Она улыбнулась:
— Счастливее никого нет в мире!
Джон сам не знал, почему вдруг испытал угрызения совести. Ответ Виолы взволновал его до глубины души. Впервые смутно представилась ему разница между нормальным союзом двух любящих, совместной жизнью, и этими свиданиями по субботам и воскресеньям.
Он словно яснее увидел женщину, которую любил. Вот она сидит и улыбаясь говорит, что счастлива; ни разу не дала она ему почувствовать, что у нее есть не все, чего она вправе ждать от любви. И отчего это невозможно сохранять пыл и восторг первых дней счастья, отчего они выдыхаются?
— Наша с тобою жизнь не полна, — промолвил он отрывисто.
— Ты неудовлетворен? — улыбка исчезла с губ Виолы. — Милый, что же…
— Не сумею тебе объяснить… Видишь… нам бы следовало быть всегда вместе. Не только любовь делить, но и всю жизнь.
— Разве я тебе в чем-либо отказывала? Не жила только тобою? — спросила она совсем тихо.
— Господи, конечно, ни в чем. Но… я же говорю, что трудно объяснить… что-то у нас не так. Я тебя люблю и хотел бы любить…
— Без затруднений, — закончила за него Виола. — То есть не торопиться на поезд каждую субботу, тогда как именно на этот день — я уверена — ты получаешь самые заманчивые приглашения.
Джон залился смехом.
— А знаешь, ты угадала! Всегда так и выходит. Разве это не досадно?
Смех, казалось, разогнал его минутное недовольство. Он снова растянулся на земле, не выпуская руку Виолы из своей.
Джон совсем забыл, что в тот день была годовщина их встречи в саду, за стеною тисов.
Виола же не забыла. Всю ночь после того, как Джон уснул, 190 она лежала с открытыми глазами. Джон пошевелился во сне и одной рукой обнял ее. Виоле было неудобно лежать, но она не пыталась освободиться от этого сладкого плена.
Чип приехал на праздники в коттедж, и Джон, оставив его с Виолой, умчался гостить в один «политический дом» в Ипсоме.
В числе гостей была и леди Рендльшэм, настойчиво добивавшаяся этого приглашения. Она опять говорила Джону о прощении. Потом они долго толковали о его карьере.
Джон с тех пор, как сошелся с Виолой, ни разу даже мысленно не изменил ей. И душа, и тело его были пленены Виолой, и ни одна женщина не привлекала его внимания. Но человек слаб. Мужчина всегда оказывается в руках женщины, которую он простил. Прощение — коварнейшая западня. Простить почти всегда означает начать снова, вливать новое вино в старые мехи! Джон был не лучше и не хуже других представителей своего пола.
Смешно было бы им с Кэролайн соблюдать официальный тон. И они этого и не делали.
— Куда вы едете на праздники? — спрашивала Кэролайн, полулежа в качалке и греясь на солнце. — Я хочу сказать — после того, как уедете отсюда?
Джон собирался к Виоле, но не мог же он сказать этого.
— Проведу остальные дни с Чипом Тревором.
— Так приезжайте оба в «Кейс».
Джон, покраснев, отклонил приглашение.
— Очень сожалею, но не могу. Мы обещали уже.
— Кому же это? Нельзя ли отказаться?