Неслучайная встреча

И от его уверенного голоса казалось Маргарите, что лежащие в палате женщины на самом деле и выглядят лучше, и чувствуют себя если не на все сто, то хотя бы на девяносто девять. Только вот результаты анализов и написанные в картах диагнозы бодрый голос изменить, к сожалению, не мог.

В четвертом и пятом руководство менялось еженедельно. Это были пристанища счастливчиков или везунчиков, которые могли себе позволить отложить поход к нотариусу и составлять планы на лето. Здесь размещались «добряки», которых Маргарита особо запоминать не трудилась. Она знала о каждом то, что должен знать оперирующий хирург: справа у окна – полип… слева – киста… возле двери – лифома. Анестезия, пара часов без сознания, десять дней реабилитации – и вперед в старую жизнь с тем грузом испуга, который непременно со временем сотрется из памяти.

В шестом и седьмом лежали «химики». Посещения этих королевств давались Маргарите тяжелее всего. В них почти полная безнадега тех, кто приезжал на облучение в четвертый или пятый раз, соседствовала с оптимизмом тех, кто проходил эту тяжелую процедуру впервые и свято верил, что с ее окончанием можно навсегда забыть о болезни. Они имели право на это рассчитывать. Более того, только так и должны были думать. Маргарита сама внушала эти мысли всем и каждому, поэтому и невыносимо видеть возвращающихся сюда снова и снова и слушающих с тоскливым немым укором ее слова о грядущей непременной победе, обращенные к новичкам.

Конечно, держать «химиков» и «вялотекущих», как Зойка, в хирургии не полагалось, но что ж поделать, если в государстве только устанавливаются догмы, а о возможности их выполнения никто не задумывается. Решил господин хороший лет эдак тридцать назад построить больницу и особо не мудрствовал: выделил каждому отделению по этажу и счел вопрос решенным. В принципе, был не так уж не прав. Если больница обычная, районная, так и одного этажа для хирургии может оказаться мало. В экстренных случаях часто не обходится без операции. Но когда речь идет о профильном медицинском учреждении, тем более о таком, в котором страшное слово «рак» стало обыденным, каждому нормальному человеку очевидно, что терапия здесь должна господствовать над всем остальным. Оперируют людей несколько часов, а лежат они тут месяцами. Но это касается нормальных людей, а ответственные кричат: «Не положено по санитарным нормам! Не соответствует проекту! Никаких перестановок! По отделению на этаж!»

Так и получилось, что в ведении Маргариты, кроме своих палат, оказались еще и четыре чужие. Руководили ими терапевты, но из-за большой загруженности нередко просили заведующую хирургией заглянуть и проведать своих больных. Маргарита никогда не отказывалась, потому что сама чужими эти палаты не считала и старалась, как могла, относиться с одинаковым вниманием и к прооперированным накануне пациентам хирургии, и к почти прописавшимся на больничной койке терапевтическим. Все-таки королевство не может быть важным или не очень. Королевство есть королевство.

Хотя восьмое она все-таки выделяла.

Восьмое было ее епархией. В строгой, стерильной операционной заведующая хирургическим отделением превращалась из мягкой, ласковой женщины в человека, чуждого всяким сантиментам. В этих стенах уместным было только дело, а волю чувствам Маргарита здесь никогда не давала и подчиненным этого не позволяла. Ежедневно в операционной слушали ее четкие указания и выполняли поручения, не охая и не стеная над почти безнадежными больными, а заряжаясь уверенностью заведующей в том, что «Врачи, хоть и не боги, но тоже кое-что умеют». Маргарита часто произносила эту фразу, успокаивая и обнадеживая больных, хотя сама считала, что врачи – существа гораздо более ценные, чем боги.

«Бог дал – бог взял». А кто, собственно, дал ему такое право? К церкви, как и многие медики, хирург относилась скептически. А как еще может относиться врач к противникам суррогатного материнства и к людям, не признающим эвтаназию? Ей, ежедневно видящей измученные болью взгляды и слышащей недвусмысленные мольбы о скорой смерти, позиция неучастия и молчаливого принятия Божьей воли казалась не только далекой от истинного человеколюбия, но и воспринималась как человеконенавистническая.

Маргарита не признавала дешевой философии и рассуждений в духе «а если…». Она делала конкретное дело и считала, что без уверенности в своей правоте толка не выйдет, поэтому и была неизменно собранной и нацеленной на успех. И только в тех случаях, когда приходилось зашивать пациента сразу после разреза, ассистенты могли заметить проступившую буквально на мгновение хмурую складку на переносице заведующей. И все же, несмотря на ситуации, перед которыми бессильными оказывались даже в восьмом королевстве, Маргарита безоговорочно признавала первенство именно за ним.