Несколько слов об Ренане

«15-го авг. 1871 года- Прочелъ во второй разъ La vie de Jesus Ренана. Характеристично въ этомъ анализ христіанства то, что грхъ не играетъ въ немъ никакой роли. Между тмъ, если что-нибудь объясняетъ успхъ Благой Всти между людьми, то именно то, что она приносила избавленіе отъ грха, однимъ словомъ, спасеніе. Слдовало бы, однако же, объяснять религію религіозно и не увертываться отъ средоточія своего предмета. Это не тотъ Христосъ, который составлялъ силу мучениковъ и который отеръ столько слезъ. У автора не достаетъ нравственной серіозности, и онъ смшиваетъ благородство со святостію. Онъ говоритъ Какъ впечатлительный художникъ о трогательномъ предмет, но его совсть, повидимому, не заинтересована въ вопрос. Разв можно смшать эпикуреизмъ воображенія, отдающагося прелести эстетическаго зрлища, съ терзаніями души, страстно ищущей истины? Въ Ренан есть еще остатокъ семинарской хитрости; онъ изъ священныхъ шнуровъ длаетъ петли, которыми давитъ. Можно, пожалуй, допустить эти презрительныя нжности въ отношеніи къ какому-нибудь духовенству, боле или мене коварному, но передъ искренними душами слдовало бы держаться нкоторой боле почтительной искренности. Пересмивайте фарисейство, но соблюдайте прямоту, Когда говорите съ честными людьми» [8].

Это совершенно справедливо, и сказано мтко и сильно. Недостатокъ нравственной серіозности, недостатокъ прямоты и искренности — вотъ глубокій порокъ Ренана. Но конечно, не весь Ренанъ въ этомъ порок; конечно, въ то же время онъ всячески старается добиться отъ себя именно нравственной серіозности и искренней прямоты, но только никогда не можетъ этого вполн достигнуть; онъ ищетъ Бога, но часто лишь теряется въ пустот, онъ безпрестанно пускается въ откровенность, но часто лишь доходитъ до границы, за которой начинается цинизмъ. Онъ не можетъ воздерживаться отъ колебанія, и въ этихъ безпрерывныхъ и иногда очень странныхъ колебаніяхъ — его слабость и, вмст, его сила. Если мы разгадаемъ ихъ секретъ, то съумемъ найти и много добраго въ усиліяхъ этого гибкаго ума. Но, во всякомъ случа, Ренанъ весь высказался, и не слдуетъ предполагать въ немъ какой-нибудь скрытой глубины.

VIII Отвтъ Ренана Аміелю

Въ 1884 году, черезъ два года посл выхода книги Аміеля, Ренанъ написалъ большой разборъ этой книги и тутъ отвчаетъ на мста, въ которыхъ она касается его самого.

Можно думать, что Ренанъ почувствовалъ себя задтымъ за живое. Весь его разборъ написанъ какъ будто съ желаніемъ не оцнить, а уронить Аміеля въ глазахъ читателей. Достоинства Дневника были съ великимъ мастерствомъ анализированы въ стать Шерера, приложенной къ Дневнику въ вид предисловія. Ренанъ ничего почти не говоритъ объ этихъ достоинствахъ, а пользуется книгой только для того, чтобы объяснить, почему Аміель ничего не усплъ сдлать въ литератур, и даже будто бы не отличался искусствомъ писанія. Между тмъ, самый этотъ Дневникъ есть, конечно, не малое пріобртеніе французской литературы, а изящество и легкость, съ которою въ немъ выражаются почти неуловимыя мысли, — выше всякихъ похвалъ.

Но главное содержаніе статьи Ренана есть, очевидно, оправданіе себя, отстаиваніе своихъ сочиненій. При этомъ онъ ничуть не думаетъ утверждать, что Аміель ошибся въ своей характеристик и приписалъ ему непринадлежащія ему черты. Нтъ, у Аміеля все точно. Но Ренанъ доказываетъ, что Аміель напрасно осуждаетъ эти черты, что он вовс не дурны, а скоре очень хороши. Напримръ:

«Аміель негодуетъ, что иногда, говоря о такихъ предметахъ, я даю мсто улыбк и ироніи. Но, право! въ этомъ случа я считаю, что веду себя довольно по-философски». И т. д.

Въ другомъ мст: «Состояніе души, которое Аміель презрительно называетъ эпикуреизмомъ воображенія, можетъ быть, вовсе не дурной пріемъ. Веселость иметъ въ себ нчто очень философское» и проч.

Еще одно мсто: «Пересмивайте фарисейство, но соблюдайте прямоту, когда говорите съ честными людьми, говоритъ мн Аміель съ нкоторымъ гнвомъ. Боже мой! Какъ часто честные люди подвергаются опасности стать фарисеями, сами того не зная!» и т. д. [9].

По всмъ этимъ и другимъ подобнымъ вопросамъ, разсужденія Ренана очень возбудительны, и на нихъ можно бы съ удовольствіемъ остановиться. Но мы поспшимъ съ главному вопросу, къ той точк, гд, какъ намъ думается, всего глубже выразилась противоположность двухъ писателей. Ренанъ пишетъ:

«Въ особенности его (Аміеля) занимаетъ и опечаливаетъ грхъ, его, лучшаго изъ людей, который меньше всякаго другаго могъ знать, что это такое. Онъ очень меня упрекаетъ, что я на этотъ предметъ не обращаю достаточнаго вниманія, и онъ дважды или трижды спрашиваетъ себя: „Куда же Ренанъ дваетъ грхъ?“ Скажу то, что на дняхъ говорилъ [10] въ моемъ родномъ город: мн кажется, я дйствительно вовсе его упраздняю». (Стр. 369, 370).