Несколько лет в деревне

– Я желал бы, – сказал я, – сделать опыт. Если бы он удался, то, может быть, удалось бы вместе с вами организовать большое дело. Мы бы брали хлеб на комиссию и покупали бы его. Если бы дело пошло, мы могли бы устроить что-нибудь в роде американских элеваторов, выдавая под хлеб ссуды, а после продажи додавали бы остальное, удержав себе комиссионный процент.

Я рассказал ему в общих чертах устройство элеваторов в Америке.

Он внимательно слушал и высказал большое сочувствие моей идее.

– Я вот и не знал, как в Америке ведётся это дело, а и у меня устроено так же, как у них. Например, хоть очистка хлеба. Вы думаете, я как купил хлеб, так и везу его? Нет. У меня каждый хлеб доводится до натуры. А что ж эти горчичники? Хороший хлеб – вали, плохой – туда же, сухой, сырой всё в одно место. Этакую кашу свалит – он у него и подопреет, и слежится. Ему что? Лишь бы гривенник на пуд сорвать, а там хоть трава не расти. Этакое животное – и в голову себе не берёт, что он подрыв всему нашему делу за границей делает. Я считаю, что с нашим хлебом заминка за границей только от нашей халатности идёт.

– Совершенно верно, – сказал я. – Вы знаете, например, факт, что в Щецине существует масса элеваторов, которые делают то, что вы делаете, т. е. русский хлеб сортуют, отбросы продают по той цене, по какой хлеб у нас покупают, а очищенный хлеб вдвое дороже.

– Ну, вот, – подхватил Юшков. – А провоз этого отброса через всю Россию – тут опять накостим на четверть на худой конец 50 к., а то, что этим цена на хлеб совсем другая выходит – это чего стоит?

– Я следил, например, за газетами, – продолжал я. – В прошлом году, когда у нас пшеница продавалась по 70 коп., в Лондоне в то же время цена на неё была 2 рубля. Вот и считайте, что мы платили за нашу халатность. А вот в Америке этого не может быть. Я сдал свой хлеб в элеватор, получил квитанцию, номер моего хлеба инспекция обозначила – и весь мой хлеб в кармане. Когда захотел, где захотел – продал. Тяжёлый, громоздкий продукт превращается в товар не тяжелее той бумажки, на которой написано его количество – те же деньги.

Долго ещё мы разговаривали с Юшковым и порешили на том, что он мне уступает в барже место на 30 т. пудов, которые я в течение зимы должен буду свезти к нему в кулях и сложить в бунты. Хлеб должен быть очищенный и по возможности доведён до натурального веса. Он показал мне тот способ, каким он очищал свой хлеб, с тем, чтобы и я у себя на мельнице завёл такие же приспособления.

– На этой очистке не только убытка нет, но чистая польза будет. С пуда слетит у вас фунта 2 отбросу, т. е. на прокорм вашего скота у вас получится 1.500 п. прекрасного корма, да за пуд получите вы копейки 4 дороже, а два фунта стоят 2 коп.; таким образом, 2 копейки останется, – на 30 тыс. пудов это 600 рублей.

Моего хлеба у меня оставалось тысяч 10 пудов, остальные 20 тыс. я решил скупить у окрестных крестьян.

Вследствие этого, в виду предстоящего дела, денег мне нужно было около 20 тыс. рублей, которые я и решил взять в общественном банке под залог имения. Директор банка был из купцов, в длиннополом сюртуке, с солидным брюшком. Он сказал мне, что залог – это длинная процедура и раньше весны денег мне не выдадут, что гораздо проще взять у него денег, – дороже на 2 %, но зато спокойно, без всяких вычетов, а в банке, как всё посчитать, так не 8 %, а все 12 выйдут.

– А кредит в банке по векселям вы мне не откроете?

– Этого никак нельзя. По нашему делу ежели наш брат-купец начнёт хозяйством заниматься – и тому сейчас кредит сбавляем. По нынешним временам веры вам, помещикам, нет, – самое пустое дело нынче хозяйство. Вот если с торгов, либо по случаю купить землю, да под распашку пустить её в сдачу, – ну, тут убытка нет, а чтобы хозяйством – по нашим временам нельзя. Какое хозяйство может быть, когда на базаре хлеб дешевле купить, чем его снять? Где же нам тягаться с мужиком? У него труд свой, неоплаченный, – что дали, то и ладно, – а мы-то за всё заплати… Нынче только мужику и сеять.

– Мужик с десятины получит 60 пудов, – ответил я, – а разными улучшениями я добьюсь с той же десятины 200 пудов. Вот почва, на какой возможна конкуренция с крестьянами.

– Нет, 200 пудов никогда вы не получите. По нашим местам вся сила в дожде, – не будет его, так же черно будет на вашем поле, как и у мужика.