Дождь прекратился, и в разрывах туч появилась Луна, которая с высоты смотрела на наши неподвижные обнаженные тела. Так прошли бы, наверное, многие тысячелетия, но я открыла глаза, и взяла руками твое лицо… Ты улыбнулся и положил голову мне на живот. Ты стал ласкать меня, шептать слова любви, твое жаркое дыхание волновало меня. Мои пальцы блуждали по твоей шее и спине. Потом ты целовал мои губы, я закрыла глаза и наслаждалась, время закружилось и полетело, унося все тревоги дня и всей жизни. Ничто-и-Никогда простиралось вокруг шелковых простыней. Тела сплелись в причудливый узел. Потом ты упал на спину и раскинул руки. По-моему, тебя уже в тот момент не было рядом… Наверное, ты, как часто бывало, провалился в какие-то свои видения… Ты как бы ушел, но куда?
Я застонала, когда электрический разряд небывалой силы мгновенно скатился по телу к ногам… Сдавленные рыдания застряли в горле и вырвались вместе с потоком слез, но это именно та боль, ради которой я люблю тебя! Ты нежно гладил меня, пока разряды не смолкли и тело, обмякнув, не замерло. Вновь появилась Луна, и после трех глотков вернулся вкус вина. Ты был великолепен. В мире больше нет таких мужчин, я это знаю, верь мне. И знаешь почему? Нет… Ты не знаешь, мой милый. Но это надо бы знать… Я расскажу тебе одну очень страшную сказку, которую пришла ко мне вместе с тем последним «электрическим разрядом»… Эта сказка вошла в меня целиком, я осознала ее сразу и теперь я понимаю все: и почему мы бежали из Парижа, и почему попали в Тройе и почему мы здесь… И крепость теперь мне тоже ясна… Мы уже были там, мой хороший. Быть может, и не один раз, но о последнем разе я знаю точно. Не спрашивай меня, когда это было? Это было просто давно, когда крепость еще стояла и была уже не раз осаждаема. И не раз побеждала. Я не помню точно, кем я была я, и кем был ты, но важно, что мы находились по разные стороны крепостной стены. Ты увидел меня, когда оборонял свой край стены, и я помню, как увидев меня, ты опустил свой арбалет… Потом ночью, ты пробрался через подземный ход – ты так мне сказал – и, переодевшись в одного из солдат моего войска, подобрался к моей палатке… Опять же не помню что дальше, но это тоже неважно. Важно, что мы сбежали и за нами гнались… Гнались долго и настигли уже далеко от поля той битвы. Они напали на нас, когда мы спали, утомленные долгой погоней и страстью… Разговор с нами был коротким. Кто-то зачитал приговор, и после мы оба взошли на эшафот, и были привязаны к одному столбу, и под нами заплясал огонь. Какой-то священник наложил на нас обоих проклятие, но мы не слушали его крики… Я шептала тебе, чтобы ты не думал, что это конец, ибо смерти нет. Я знала это уже тогда…
Мы погибли довольно быстро, и потом наступила тьма… Какой-то голос сказал нам, что мы прокляты, и что потому не можем оставаться здесь надолго. Ты еще спросил, не Бог ли с нами говорит? Голос будто бы усмехнулся и ответил, что для разговора с Богом не следовало забираться так далеко, ибо с Богом можно поговорить, обращаясь к чему угодно, хотя бы и к камню на дороге… Кстати, я и теперь не очень понимаю, кто тогда говорил с нами? Ты не знаешь?
– Нет. Но у каждого человека есть его личный советчик. Ну, вроде ангела, что ли… Видимо, это и был он… Впрочем, не знаю…
– Ну ладно… Так он сказал, что, и сам не понимает что делать… Потом он молчал какое-то время, и, наконец, сказал так: «Докажите, что вы были движимы любовью, а не простой похотью! И я дам вам вечный покой».
– Как же нам доказать это?– спросил ты.
– Я отправлю вас снова на землю, – ответил голос, – и, если вы найдете и узнаете друг друга, то тотчас покинете землю навсегда и более уже никогда туда не вернетесь, ибо обретете свой собственный мир.
Больше ничего не было… Только наша странная встреча в Гонг-Конге и как я кинулась к тебе на шею, даже не зная твоего имени, а ты что-то шептал и прижимал меня к себе. Помнишь? Потом эти тайные встречи, ведь у нас уже были семьи и, в конце концов, последняя поездка в Париж… А дальше все закрутилось, завертелось, и вот, мы вспомнили все и теперь… Ты рад, милый?
– Конечно, только где мы? И почему, когда я говорю якобы о прошлом, я чувствую его здесь и теперь? И почему здесь лишь тьма? Ты что-нибудь понимаешь?
– Вообще-то не очень… Но, кажется, я помню, что мы покидали Аскону под проливным дождем, и дворники, мечась по ветровому стеклу, едва справлялись с этим чудовищным потоком воды, а потом… кажется, что-то случилось?
– Вот, когда ты говоришь, я вспоминаю, но сам – никак не получается… Впрочем, кажется, там на дороге, вроде бы из-за поворота появилась большая машина – грузовик, с каким-то гигантским прицепом… Дальше не помню…
– Да… Я тоже… Хотя, еще помню вой сирен, и как будто горел огонь, хотя, не могу за это поручиться…
– Ну, вот, мы вспомнили все, как будто… Что же теперь?
– Я знаю! Я знаю! Я вижу дорогу! Вон там!
– Где? Я не вижу ничего…
– Не важно, милый. Ты верь мне. Просто верь… И иди за мною. Ты ведь говорил, что я компас нашего с тобой корабля.
Повозка