Несколько карт из цыганской колоды

      Помню, ты сказала, что солнце тебя сегодня, видимо, убьет. И, правда, было тяжело. Улицы, казалось, собрали всю недельную жару, и уже не то, что подняться и пойти куда-нибудь – было трудно даже просто дышать. Но мы все же пошли. Я взял тебя за руку, и мы медленно плыли по бульвару Распай в непонятно какую сторону, а может, просто туда, где черными островами лежала тень от домов. Я плохо помню Париж в те дни, они как-то спрессовались и склеились словно бы папье-маше – слепок моего настроения, в котором только ты и присутствовала. Впрочем, тебя-то я помню очень хорошо. Вот, например, я помню твою влажную руку в моей, и почему-то немного уставший взгляд. Что-то там приключилось на твоей планете, и ты плюнула на все, и уже через несколько часов я встречал тебя в аэропорту Де-Голя. Ну, я, разумеется, понимал, что, явно непростые обстоятельства сдвинули тебя с места и пригнали сюда, и, тем не менее, не очень-то лез с расспросами. Да и какая разница? Конечно, правильнее всего было бы надраться, хотя бы просто в целях терапии, но было утро, и потому я решил просто как-то отвлечься. Мы приехали в отель, и я отправил тебя в ванную, а затем зашел с вином. Каким только? Не помню. Разумеется, с белым… Ведь было утро… Но что это было конкретно? Шабли? Нет… Вспоминаю вино, а вижу твое лицо поверх пушистой колышущейся массы. Ты отпивала из бокала, а я подносил тебе виноград, поскольку у тебя руки были в пене. Потом я тебя мыл… Вот видишь, как много я могу вспомнить? Но что именно мы пили в тот час?! Нет – эта деталь совсем пропала… Особенно ярко – словно бы наяву – я почему-то вижу, как шампунь сползал по твоей груди, и как твое тело от этого немножко лоснилось…

Кажется, в полдень мы пошли гулять – тебе уже было немного лучше. Мы еще зашли в магазин напротив и купили очень легкое платьице – какое-то оно было даже не легкое, а, скорее – ужасно легкомысленное, но ты ухватилась за него, не обращая внимания ни на какие призывы к здравому смыслу. Да, так вот, мы брели по бульвару Распай, и я видел, что ты снова мрачнеешь. Всякий раз, когда я оказываюсь в этом городе, и мне тоскливо, я бегу в Люксембургский сад – эта идея меня никогда не подводила. Я шутил, ты слегка улыбалась, потом на улице Сен-Реми мы купили тебе огромную соломенную шляпу – очень кстати, поскольку солнце уже и впрямь стало неистовым.

А вот и ворота сада, а за ними глубокая тень и прохлада, какую только способны создать многовековые деревья. Совсем другое дело, ты немного повеселела, мы болтали, я гладил твои плечи и волосы, а ты как будто и не замечала. Потом, когда мы уже делали третий круг, тебя вдруг как будто бы пронзило воспоминание, ты вскочила на какой-то камень, и повисла у меня на шее. Я чуть не задохнулся, но ты вцепилась так, что оторвать было невозможно. Тогда я просто взял и стащил тебя с камня, а ты из-за этого немного надулась. Так или нет?

Точно! Мы стояли около этого камня, наверное, несколько часов, если то не была вечность, и целовались. Нет, это невозможно было прервать, это было бы также нелепо, как перебить рассказчика детектива, когда ему остается лишь назвать убийцу, или как если бы прервать полет посреди океана… Какая ты красивая… Какие у тебя темные волосы и глубокие, словно Сомалийские колодцы, глаза… Я утопал в них всякий раз…

Время шло, накатил вечер, сторож, гремя ключами, спешил к воротам сада и мы тоже уже возвращались.

Мы не то ужинали, не то обедали в ресторанчике на улице Дорэ. Помнишь, я говорил тебе, что там часто сиживал Хэмингуэй? После мы оказались на Монмартре, когда солнце уже растратило свою чудовищную силу и стало валиться куда-то в смог за окраину многомиллионного города. По дороге обратно мы прихватили какой-то очень «пожилой» коньяк, и кажется сыр, ты не помнишь, что именно это было? У меня снова провал… дальше я помню только отель, настольную лампу, низкие бокалы и кусочки сыра. Странно, но я помню только его запах. Еще помню, что коньяк оказался удивительным! Он не обжигал совсем, и лишь отдавал очень мягкое тепло, вполне приятное даже таким теплым вечером.

Ты согласилась со мной, что все-таки еще слишком жарко, и мы, сбросив одежду, сидели друг против друга и говорили о каких-то пустяках. Знаешь, ты, правда, очень красивая… А помнишь, как получилось, что ты оказалась у меня на коленях? Я тебя посадил, или ты сама забралась? Это было так естественно, что я и не заметил. Мы снова целовались… А потом я не выдержал и, отставив бокал, осыпал поцелуями твое тело, а ты лишь прикрыла глаза. Вдруг ты накинулась на меня с такой яростью, что я думал, сойду с ума… Дальше я снова почти ничего не помню… Вот только твои волосы, разбросанные на моей груди! Это я помню очень хорошо, – они удивительно пахли – и еще как ты стонала, и как я вдруг провалился куда-то и вынырнул не скоро, наверное, через час, а ты все лежала на мне…