— А ты не видишь? Эти вон они, лежат. А его нет, — вновь послышался визгливый голос.
— Так, может, где выше за корягу зацепился, — усомнился второй, он говорил густым басом.
— Ну, может, и зацепился, — недоверчиво произнес первый.
До говоривших было едва ли два десятка шагов. Из-за густого подлеска Петра они пока не видели. Он же видел их отчетливо, потому что они стояли во весь рост, прямо на галечном берегу. Старые знакомые. Нет. Так не бывает. Ни имен, ни прозвищ их Петр не знал. Зато помнил в лицо. Это был один из быков и плюгавый из кодлы Крапивы.
Два выстрела раздались один за другим, и здоровяк, грузно осев, опустился на колени, а потом плавно завалился прямо в речной поток. Шнырь сначала в испуге присел, а потом попытался сбежать. Пришлось выпустить три пули, чтобы он, уже достигнув подлеска, упал и скатился на крупную гальку.
Вроде недалеко и из маузера практиковался как с одной руки, так и с пристегнутой кобурой, а поди ж ты. Даже бык, который представлял собой неподвижную мишень и получил две пули, только ранен. Серьезно, но ранен. А вот шныря смог достать лишь в ногу, и то с третьего выстрела. Все же Петр не в лучшей форме, чего уж там. Правда, и выбора лишен.
Пастухов вышел из своего укрытия и, спрятав маузер в кобуру, направился к едва подающему признаки жизни быку. Шнырь, не переставая подвывать, с ужасом, иначе и не сказать, смотрел на Петра. Тот же, подойдя ближе к быку и глядя прямо в глаза шнырю, до которого было несколько шагов, сунул раненому нож в грудь. Урка тут же изогнулся дугой и как-то сразу опал.
Оно, конечно, горло перехватить как бы надежнее, но не в том Петр состоянии, ему бы что попроще. К примеру, застрелить. Но тут нюанс. Во-первых, у него с собой не так много патронов, и их стоит поберечь. Во-вторых, когда вот так, ножом… Картина не для слабонервных. А шнырь был как раз из таких.
— Ну что, гнида, жить хочешь? — все так же глядя ему в глаза, спросил Петр.
— Не убивай. Христом богом прошу, Купец, не убивай!
— Бога поминаешь? А когда меня кончали, ты про бога вспоминал?
— Не убивай, Купец. Не убивай! — продолжал подвывать шнырь.
— Сколько вас?
— Не убьешь? — заискивающе спросил шнырь, кривясь от боли в ноге и прижимая руку к ране.
Впрочем, все это ерунда. Ему сейчас не столько больно, сколько страшно. И эти кривляния скорее нужны для того, чтобы пробудить в Петре жалость и вымолить жизнь. Вообще, чем гаже человек, тем сильнее цепляется за жизнь. Может, в силу подлости своей натуры, а может, из страха перед судом божьим. Кто же этих подонков знает. Уж не они, это точно. Они просто хотят жить, и готовы ради этого на многое, практически на все.
— Говори, — коротко бросил Петр.
— Там Крапива и с ним Студень.
— Кто еще?
— Больше никого.
— Баба?
— Девка на том берегу. Она за винтарь схватилась и палить начала. Крапива со Студнем напротив засели, а нас в обход послали. Чтобы, значит, начать стрелять, пока мы забежим в расщелину и скрутим ее, — с готовностью пояснил пленник.
У Петра аж от сердца отлегло. Признаться, когда он увидел вот эти знакомые рожи, то сильно испугался. Может, его тяжелое состояние не так уж и виновато в проявленной косорукости, а сказалось волнение за девушку. Но теперь он вновь чувствовал себя способным свернуть горы.
— Кто в меня стрелял?
— Крапива, — быстро кивнув головой, тут же ответил пленник.
— Какое у них оружие?
— Винтовка с часового, да берданку в одном доме прихватили.
— Берданка под дробовик переделана?
— Нет.
— Вот и ладно. — Петр прижал шныря коленом, чтобы не ерзал.
— Ты обещал не убивать! — сразу же поняв, что сейчас произойдет, истерично взвыл шнырь, начав елозить и попытавшись остановить руку с ножом.
Да только не ему тягаться даже с раненым Пастуховым. Нож вошел в грудь, как в масло, легко скользнув между ребрами.
— Я тебе ничего не обещал, падла, — обтирая нож о рубаху убитого, произнес Петр.
Итак, их двое. Он один и ранен. Они могут себе позволить пассивность. По большому счету время работает на них, потому что им известно о его ранении. Эти двое пошли к мелководью, чтобы убедиться в его смерти и обобрать труп. А вот у Петра времени нет. С одной стороны, он волнуется за Александру. С другой — очень скоро может свалиться. Так что в любом случае инициативу нужно проявлять ему.
Ну нет у него выбора. Совсем нет. Петр поднялся на ноги, сделал пару шагов… Горы свернуть? Это да. Это он может. Но только не в этот раз. В глазах помутнело, ноги подогнулись. Тело скрутилось и как-то уж совсем неестественно плавно сложилось на речную гальку. Как тряпичная кукла.
— И что это было? — насторожился Крапива.
— По ходу, маузер. Больше нечему. Чего это Рябому вздумалось палить? — удивился Студень.
— А может, и не маузер. И не Рябому.
— Думаешь, еще кто-то появился?