Про покушения на одаренных мы с ней не разговаривали, вели себя так, словно никто ничего об этом не знал. И лишь после того, как я ознакомился с протоколом и подписал его, она карандашом вывела на стикере: «Зайду к тебе завтра в 12.00. Все обсудим».
Вот, значит, как. Тирликас решил, что моя жизнь важнее, и больше не стоит скрывать, что я одаренный. Или нет? Или Нина и раньше все обо мне знала? Все ответы я получу завтра. Я спросил:
— Нина, как думаете, может быть такое, что это просто гопники?
— Я бы очень этому обрадовалась, — вздохнула она, разрывая стикер на мелкие кусочки.
Забрав телефон, я неспешно направился к выходу, рассчитывая вызвать такси. И в голову пришла дурацкая мысль, что, может, это и правда ограбление: кто-то предположил, что у меня на карте целое состояние, и уже нашел способ вывести деньги. Мало хакеров в Союзе, что ли?.. Но здравый смысл сказал, что это бред.
На улице я привалился к стене ментовки, огляделся, но дома на той стороне улицы видел размыто. Надо в первую очередь подлатать зрительную зону в коре головного мозга, она как раз в затылочной области.
— Тебя подбросить домой? — спросил лукавый опер из тех, что были в больнице, затушил окурок и кивнул на хаммерогазель.
— Было бы… — собрался согласиться я, но заметил, как зажгла фары тарантайка Тирликаса, припаркованная у тротуара на той стороне дороги. — Нет, спасибо. За мной, вон, экипаж.
Лев Витаутович развернулся и подъехал прямо ко мне, я переместился к машине и разлегся на заднем сиденье.
— Никаких предположений, — поглядывая в зеркало заднего вида, констатировал он. — Завтра к утру что-нибудь прояснится. Или не прояснится ничего.
— Плохо, что игру с «Локо» пропускаю. Хочется верить, что только одну.
— Ребята справятся, — сказал Лев Витаутович. — К «Кардиффу» придешь в себя, это главное.
Я скривился.
— То — просто товарищеский матч, «Титану» важно выйти в вышку, потому нельзя проигрывать, это критично!
— Ну, себе-то ты место в сборной обеспечил… Хотя когда вы думали только о себе? О стране, о друзьях, о ком угодно.
— Ну почему же, мне безумно жаль подарочные часы. Убил бы за них!
Витаутович хмыкнул.
Его слова засели в мозгу занозой. И ведь в прошлой жизни было так же: я отодвигал свои интересы на второй план. Или вторая жизнь — и есть те самые плюшки после смерти, которые обещает христианство? Но на рай не очень похоже, там по голове не бьют.
Лев Витаутович припарковался во дворе моего дома, кивнул на окно в кухне, где горел свет:
— Видишь, ждут тебя, не спят. Сам доберешься?
— Конечно. Если выпнули из больнички, значит, доберусь. Но в поликлинику завтра не пойду, просто поваляюсь, отлежусь, полечусь. Вы если придете, то после часу или пораньше, до двенадцати. Потому что другой визитер будет.
— Нина-то? Ладно, молчи. Завтра поговорим.
Когда я поднялся в квартиру, весь молодой состав «Титана» сидел за столом, только к парням прибавилась еще и Дарина, расположившаяся на диване напротив «плазмы». Зачем она пришла, я догадывался.
— Ну и напугал ты нас! — воскликнула она, вскакивая. — Это из-за меня, ж ты меня провожал! Знала бы… сама бы тебя проводила. — Она сжала кулаки.
— Есть какая информация по нападавшим? — спросил Клык.
Я пожал плечами, опускаясь на диван:
— По горячим следам взять их не получилось. Лев Витаутович будет держать в курсе.
Посыпались предположения, кому я мог помешать. И Жаба Васильева фигурировала, и просто гопники, и обиженные со времен беспредельных боев, и Лизкин новый кавалер, которому она обо мне небылиц нарассказывала — это предположила Дарина, опершаяся о стену. Потом все заметили, что нет именных часов, поднялся такой галдеж, что моя бедная голова начала пухнуть изнутри.
— Пацаны. Давайте завтра, а? Мне правда не очень. Каждый звук — как гвоздь в череп.
— Дай посмотрю, — Дарина присела ко мне на диван и принялась перебирать волосы, легонько касаться кожи.
— Эй, — возмутился Погосян, — что ты там увидишь, ему рентген делали или что там…
— Мика, угомонись, ты же нас благословил, — прервавшись, сказала Дарина.
Я чуть не застонал от досады. Мне сейчас хотелось одного — чтобы она не останавливалась. От ее пальцев шло живительное тепло. Появлялось ощущение, что я дома, в очаге рокочет огонь, и в мой уютный мир не просочится ничего плохое.
А потом вдруг раз — и больше нет тепла, ты голый на развилке, и ветер пробирает насквозь…
Дарина, слава богу, продолжила лечить мою голову, я закрыл глаза. Какой же это кайф, когда уходит боль, и под черепной коробкой будто начинает чесаться, хоть там и нет нервных окончаний.
Как меня сморило, я не заметил. Проснулся в темноте на диване в прихожей — никто не стал меня тревожить и перетаскивать в комнату.
Чуть подташнивало, кружилась голова, каждое движение давалось с трудом. Но с тем, что было, конечно, не сравнить. Я могу сесть, и меня не выворачивает! И встать могу. Спасибо тебе, Дарина! Бесценный ты человечек. Вспоминая ее волшебные пальчики, хотелось замурлыкать.