Нерушимый 6

А вот и любимая ими повесточка. Я пожал плечами и ответил на английском:

— Не уверен насчет команды, но… — Я присмотрелся к ее бейджу, — Энн, в СССР у нас есть геи. У нас свободная страна, каждый может быть хоть кем. Хоть космонавтом, только учись.

— Э… Вы наверное неправильно поняли мой вопрос, мистер…

— Нерушимый. Алекс Нерушимый.

— Мистер Ньерусчимий… Я спрашивала вас о…

— Содомитах. Мужчинах, которые предпочитают мужчин, я понял. Так вот, ответственно заявляю, что геи у нас только в среде арбитров и среди младшего состава дорожной полиции.

Оставив ее недоуменно хлопать глазами, я пошел за своими, часть парней тут же набросилась на меня и начала спрашивать, о чем мы говорили. Я им сказал, что девушку интересовало, есть ли педерасты в «Динамо».

— Странный вопрос… — почесав голову, удивился Марокко. — А ты что ответил?

— Что у нас нет, потому что все геи пошли работать футбольными арбитрами и гаишниками.

Взрыв хохота советской команды сопровождался вспышками фотокамер.

В гостинице, самой, кстати, обычной, нас зарегистрировали, раздали ключи — хоть на отдельные номера не поскупились, и мы оккупировали второй этаж.

В полседьмого в дверь постучали, и я открыл парню в белой рубашке и жилете, с желтыми волосами, зачесанными, как у Гитлера.

— Добьи вечеа, — улыбнулся он. — Минья зовут Пол. Иа волонтеа. Ужин гуатов. Идьемте со мной, пожалуиста.

Вечер выдался довольно прохладным, на накинул футболку и пошел за волонтером. Оказалось, к каждому был приставлен такой мальчик, худо-бедно говорящий по-русски. Пол заговорил со мной, рассказал, что он в колледже изучает русский язык, потому что его прабабка была русской, а дед — немцем, и ему очень нравится Лев Толстой. Спросил, все ли у него хорошо с произношением, узнал, что нет, и, краснея и бледнея, взмолился, чтобы я научил его правильно произносить «р».

Неужели это и есть координатор? Англосаксы уже и детей привлекают? Но помочь ему я согласился: чем раньше на меня выйдут, тем меньше головной боли. Тем более что медосмотр перенесли на утро.

К моему сожалению, парнишка оказался обычным студентом-ботаником, повернутым на всем русском, и около часа мы рычали: сперва я, потом он пытался воспроизвести звук, и если бы кто-то подслушивал под дверью, наверняка подумал бы, что в номере обращается оборотень, причем не все у него идет гладко.

Когда он стал расспрашивать, как и что у нас в СССР, проснулись мои подозрения, но опять зря, это оказалось любопытство.

— А правда, если поругать Горского, то отправят на Север в ГУЛАГ? ГУЛАГ — это не тюрьма, а управление? И сейчас его уже нет? А нам говорят, что есть. И геев у вас не расстреливают? Плохо, я думал, хоть у вас, вот у нас один препод был… Посадили бы? Это правильно, а у нас творил, что хотел. Что — балалайке предпочитают гитару? Ну прямо разочарование. А водку ты пьешь? И никто из «Динамо» не пьет? Не модно быть алкоголиком? Ну надо же.

И дальше в том же духе. Еле выпроводил его, откупившись обещанием завтра еще пообщаться. Ну действительно, где парню найти носителя языка, когда СССР — закрытая страна?

Завтра у нас день на знакомство с Лондоном. Послезавтра — подготовка к игре, и во вторник — матч с одной из сильнейших команд Англии. Пол сказал, что будет за нас болеть, и после того, как узнал, что у нас квартиры дают просто так — за то, что ты будешь работать на определенном предприятии или в определенном ведомстве — спросил, как стать гражданином СССР.

Глава 17 Место твое… на скамейке!

В моей реальности, видимо, существовали две альтернативные Англии. Одни люди попадали в светскую страну, где полицейские разговаривают с бомжами, как с лордами, все блестит чистотой, каждый камень дышит историей, и, если присмотреться, возле одного из старинных зданий можно увидеть Шерлока, раскуривающего неизменную трубку, строгих подтянутых леди и джентльменов с тросточками, да-да, тех самых.

Другим везло меньше, они оказывались в сырой и душной стране, где женщины сплошь страшные и с лошадиными лицами, царит высокомерие, парки оккупировали бомжи, а некоторые граждане не стесняются справлять нужду прямо на улице. В этой Англии, если присмотреться, можно увидеть черный смог, заморенных рабочих и синюшных туберкулезных женщин, харкающих кровью.

Красота в глазах смотрящего.

Нам строго-настрого запретили отбиваться от коллектива и бродить по Лондону самостоятельно, а значит, прочувствовать город не получится, ведь его душа — это не парадный мундир центра, а улочки и переулки изнанки, куда не ходят туристы. Это все равно, что увидеть разнаряженную женщину на вечеринке и сказать, что ты познал ее, в то время как дома без прически и косметики, в скромном халатике это совсем другой человек.

Медосмотр одаренного во мне не выявил, я был допущен к игре и вместе со всеми отправился на экскурсию.