Нерушимый 6

Команда шумела, перешучивалась, уверенная, что мы надерем англосаксам задницы, а я был в этом очень не уверен. Антон задремал и проснулся только, когда миленькая молодая стюардесса принялась раздавать сок. Футболисты стали соперничать за ее внимание и осыпать девушку комплиментами.

Только Денисов молчал. Как и в той реальности, он был многодетным отцом и примерным семьянином, а вот Кокорин развелся и не обзавелся детьми.

Наконец самолет пошел на снижение. Мы приземлялись в аэропорту Хитроу, он ближе всего к стадиону «Стэмфорд Бридж», где нам предстояло обитать, но увидеть Лондон с высоты птичьего полета не удалось: туманный Альбион встретил нас плотной облачностью.

Когда самолет приземлился, взволнованный Марокко поднялся и сказал:

— Товарищи, еще раз напоминаю правила поведения: от коллектива не отбиваться, с журналистами не общаться — на то будет отдельный день. Спорткомплекс не покидать. Кто нарушит режим — будет мгновенно дисквалифицирован. Не забывайте, что мы находимся на территории недружественного государства. Если на связь с вами выйдут подозрительные личности — сразу же сообщайте.

Первым на выход направился начальник службы безопасности, за ним — Марокко, и уже потом — все остальные. Я думал, нас будет ожидать толпа журналистов, от которых придется отбиваться, но недалеко от трапа стоял автобус, возле которого дежурили четверо полицейских, двое в штатском и два человека с камерами, которые сразу же начали снимать.

Ну а сам аэропорт в месте приземления самолетов мало отличался от наших советских, а вот дальше высилось прозрачное стеклянное здание, унизанное эстакадами и тоннелями.

— Приветствую дорогих гостей! — воскликнул пожилой мужчина в белой футболке с логотипом «Челси» и джинсах, второй мужчина сразу же перевел. — Меня зовут Эрик Вуд, я буду вашим сопровождающим. Любые вопросы, просьбы, пожелания — через меня. Если будут какие-то более… деликатные просьбы, не стесняйтесь. Все выполнимо, вы не в Советстком Союзе… — Он усмехнулся.

Колесо бы непременно воспользовался его предложением.

Видя, что нас снимают, мы помахали руками. Кокорин на ужасном английском воскликнул:

— Хэлло, Ингланд! Хав ар ю дуин?

Ковалев и Денисов на него одновременно цыкнули.

Мы набились в автобус и поехали проходить таможенный контроль, после чего получили багаж, и Вуд объявил:

— Сейчас мы поедем в гостиницу, вы пообедаете, после чего мы отправимся в медицинский центр. Приносим извинения за неудобства, но медосмотр обязателен.

Посмотреть здание аэропорта и сравнить с нашими не получилось: нас повели обводными путями, объясняя это изобилием журналистов, караулящих снаружи.

Вышли мы с торца здания. Увиденного хватило, чтобы понять: этот аэропорт больше напоминает оранжерею без растений, в то время как наши более монументальны. Причем таких длинных зданий-оранжерей несколько.

Выходили мы группами по семь человек, к нам подъезжали микроавтобусы с тонированными стеклами. Первые отъезжали, освобождая место следующим, ехать мы должны были колонной.

Отсутствие автобуса сопровождающий объяснил все тем же журналистами, которые могут его заблокировать.

Я уселся в третий микроавтобус. Семь минут — и в сопровождении полицейской машины мы покатили по запруженным автомобилями улицам. Все прилипли к окну и изучали окрестности, я смотрел на до боли знакомые марки машин. Вон старенький «пыжик-207», а вон «Баян-икс5». Выходит, для так называемого цивилизованного мира толком ничего не изменилось? СССР окуклился, изолировался, развился, а тут даже машины такие же…

А нет, вон «мерс» странный, больше похожий на крайслер, в нашем мире такого точно не было. И малолитражка-букашка… Что это? «Опель». Нет, все-таки изменения есть.

Внимание привлекли биллборды с рекламой. Найк, трусы от «Кельвин кляйн» — как мостик в старую привычную реальность, аж ностальгией повеяло. А что все по-английски, так в России испокон веков обезьянничали: сперва французам поклонялись, потом — культуре США. В теперешнем Советском Союзе все надписи — или по-русски, или в республиках — на национальном языке.

Микроавтобусы прибыли к гостиничному комплексу, примыкающему к стадиону — трем бело-желто-бежевым зданиям. И вообще, стадион был безвкусным и аляповатым, тут словно скрестили два уродских архитектурных решения двухтысячных: синий металл и пластик, и вот эти домики. Архитектору — двойка. Наш стадион «Северный» в Михайловске хоть и победнее будет, но чувствуется единый стиль.

Тут-то нас и атаковали журналисты, благо что многочисленные полицейские разогнали толпу и ощетинились щитами, предоставляя нам проход. Впереди бегали два своих телевизионщика и наш и репортеры из «Советского спорта» — ну а как без них? Кто повезет материал на Родину? Событие ведь наверняка войдет в историю, как и турне сорок пятого года.

— Парни! Парни! — прицепилась к нам молоденькая журналистка. — Кто-нибудь из вас говорит по-английски? У меня очень важный вопрос!

Поймав мой взгляд — а симпатичная, фигуристая, на бразильянку похожая, — она широко улыбнулась и протянула микрофон, спросив:

— Есть ли в вашей команде геи?