Нерушимый - 2

Пространство арены разделили на шестнадцать участков, в центре которых поставили восьмиугольные клетки-октагоны в два ряда. У каждой стоял столик, за которым рассаживались судьи. На столах стояли большие экраны, на них был написан номер клетки, боя, имена участников и логотипы организаций, честь которых бойцы защищали. Я увидел свою клетку — последнюю в противоположной от меня стороне.

То там, то здесь сновали помощники с планшетами. У дальнего входа в виде огромных ворот дежурили медики из неотложки.

Над самой ареной висел огромный куб, состоящий из четырех экранов. Там сейчас показывали лучшие моменты прошлых турниров. С арены доносился мерный гул и редкие выкрики, на открытом пространстве разминались и тянулись бойцы, кто-то бился с тенью, кто-то разогревался с партнером, катаясь по матам. Трибуны пока пустовали и были заполнены процентов на десять — очевидно, пришли поддержать своих семьи, друзья и коллеги.

Попрощавшись с Мартой, я направился вниз, к участникам. Уже на подходе к арене в нос ударил острый запах пота разгоряченных мужских тел, смешанный с парфюмом.

В самом конце зала я увидел Витаутовича. Он заметил меня первым и уже грозил кулаком, его лицо не предвещало ничего хорошего. Сделав виноватое лицо, я развел руками и зашагал к тренеру.

— Где ты шарахаешься? — рявкнул он.

Стоящий у стены и нервно притопывающий Алексей ухмыльнулся:

— Я уж подумал, что слился Саня!

— Ну нет, — ответил я. — Вылетите с Олегом, тогда можно будет сливаться, а так — хрен вам!

— Ну так-то у меня шансов поболее, чем у…

В этот момент Витаутович так на него посмотрел, что тот прикусил язык и больше ничего не говорил. Смерив меня взглядом, тренер поинтересовался:

— Есть что сказать?

Я кивнул, и мы отошли подальше от лишних ушей.

— А где Олег? — спросил я.

— У него двести какой-то там бой, шатается где-то. Что у тебя?

Порывшись в кармане, я протянул ему записку.

— Это я нашел с утра под дверью. Подпись «ФМ» странная, как угодно можно трактовать, но расчет был, что я знаю Федора Михайловича.

Читая, тренер скривил рот и выдал:

— Не похоже на Достоевского. Детсад какой-то.

— Они подумали, что я и есть детский сад, и со мной такое сработает.

— Достоевский так не сделает, — качнул головой Лев Витаутович и тряхнул запиской. — Слишком глупо для него.

— А это и не он. Слушайте, что со мной случилось и почему я задержался…

Я рассказал о своем туалетном приключении, поделился соображениями насчет того, как действовать дальше. Витаутович слушал, потирая подбородок, и смотрел себе под ноги, словно пытался на полу прочесть ответ.

Дав мне закончить, он сказал:

— Все так, все правильно, Саня. — Он похлопал меня по плечу. — Только погоди с этим. С такими, как Шустрый и Достоевский, нужно на другом уровне вопросы решать.

— На каком?

— Не на твоем. Не это сейчас главное. Выброси мысли из головы. Сосредоточься на предстоящем бое. Сможешь?

Я кивнул.

— Тогда идем разминаться, — Витаутыч качнул головой в сторону Алексея. — И попытайся хоть немного расслабиться.

— Расслабишься тут… — начал было я говорить, как он меня перебил:

— Помолчи-ка и делай, что говорю!

Сказал резко, я даже не понял, почему такой тон, но в следующее мгновение он положил руки мне на плечи, и меня как будто отключили. Я продолжал стоять, но ощущение было таким, что это не я стою, а Лев Витаутович приклеил меня к своим рукам и не дает упасть. Все чувства не то чтобы отсекло, но очень приглушило. Зато я отчетливо услышал гулкую пульсацию крови, которая будто пошла в обход — через что-то, что ко мне подключилось (Витаутович?) и фильтровало кровь, вычищая из нее кортизол и прочие стрессовые гормоны, успокаивая и наполняя уверенностью.

Продолжалось это несколько секунд, после чего тренер отпустил мои плечи и подтолкнул к Алексею, но я к нему не спешил. Посмотрел Льву Витаутовичу в глаза, задал безмолвный вопрос, и тренер слегка качнул головой, мол, не сейчас.

Тому, что он сделал, сложно было найти рациональное объяснение, хотя, если постараться, то можно. Но я знал, что он имел доступ к Третьему дару Горского, а это — то самое сверхъестественное. И вот с этой перспективы как раз-таки все рационально. Не знаю, что и как сделал Витаутович, но он меня успокоил. Причём чуть ли не на биохимическом уровне.

— Я спокоен, Лев Витаутович, — сказал я.

— Ну и молодец. Против Ибрагимова у тебя только один шанс достойно провести поединок — но для него нужно порхать, как бабочка, и жалить, как пчела. Учти, что он техничнее тебя, а захват у него мертвый — угодишь, считай проиграл.

— Понял. Попытаюсь.

Он махнул рукой, как бы перечеркивая свои слова.

— Не попытайся — смоги.

— Смогу.

Кивнув, я встретился взглядом с Витаутовичем и вдруг понял, что — смогу! Не победить, так хотя бы провести бой достойно.