Нерушимые обеты

Хочет опрокинуть её на спину, но Полина в покорную овцу не сыграет. Вжимается ногтями в широкую мужскую кисть. Надеется, что делает больно. Пытается снять с себя.

Но она слабая, и в этом, несомненно, проигрывает. Даже пьяному.

Победитель в их борьбе предрешен.

Напившийся Никита добивается своего – переворачивает на спину и наваливается сверху.

Когда горячо дышит алкогольными парами уже в лицо, Полине становится совсем гадко.

Она смотреть на него не может без тошноты. Когда ее касаются эти губы – хочется только сдохнуть.

И сейчас они снова тянутся к её лицу. Полина запрокидывает голову, плотно сжимая свои. Никита крепко держит руки над головой и извиваться толком не дает, но Полина знает одно – бороться будет до последнего.

– Что ж ты пинаешься, сучка…

Грубость не оскорбляет. Не пугает и не злит.

Полина продолжает пинаться. Еще яростней, когда чувствует, как зафиксировав её кисти одной рукой, второй он начинает шариться по телу.

Её не пугает сама возможность насилия, она почти смирилась с тем, что оно – её неотвратимость. Но именно сегодня… После нежности Гаврилы… Это самой же кажется изменой.

Поэтому она уворачивается яростней. Чувствуя болезненной сжатие груди – выгибается дугой и кричит.

Конечно, в этой квартире – шикарная звукоизоляция, её крик не помешает соседям, но он явно мешает мужу.

Который отпускает грудь, пытается закрыть женский рот.

Давит плотно. Совершает ошибку.

Полина кусает безжалостно. Надеется, что до крови.

Определенно больно, потому что Никита одергивает руку, прижимает к груди и шипит:

– Вот сука!!!

Дальше по тем самым губам прилетает удар. Вкус его крови смешивается с собственным. Это впервые он бьет ее по лицу. До этого только толкал.

Никита скатывается с нее, продолжая прижимать к себе руку и будто бы убаюкивая её.

– Я тебя по стенке, блять, размажу…

Полина воспринимает его угрозы вполне всерьез, но они ничего не меняют.

В темноте сложно разобрать, много ли на лице крови. Но она ведет пару раз пальцами, чувствуя боль и металл на языке.

Встает с кровати и движется в сторону двери.

Выйти не успевает – оправившийся от нанесенного женой увечья мужчина, проявляет достойную восхищения ловкость и хватает Полину за руку.

Её несет к стене и больно бьет о неё лбом.

Муж наваливается сзади.

В ягодицы упирается его возбужденный пах, а к горлу подкатывает тошнота.

Эта мразь любит сопротивление. Он по природе своей насильник. Не знающий отказа. Не понесший наказания.

Снова лезет руками – уже под одежду. Дышит в Полино ухо.

Тискает грудь, толкается пахом.

Больной ублюдок.

– Пусти меня…

На её требование отвечает улыбкой. Не пустит, конечно, если будет знать, что ему за это ничего не сделают.

И правда ведь не сделают, Гаврила не узнает. Никто не заступится. Только сама…

– Ты, блять, жена мне или как? Радость где? А?

Никита пыхтит и шелестит одеждой. Полина слышит, как он расстегивает ремень. Гнида.

Она сжимает зубы, поворачивает голову:

– Если ты это сделаешь – я отрежу тебе яйца.

Никита замирает, расстегнув ширинку. Смотрит на неё и быстро дышит.

Он может посмеяться и забить. Отыметь, прижав к стенке. Может бить, насиловать, издеваться.

Ему на всё дан зеленый свет. Только она ведь не шутит…

– Пиздеть прекращай…

Никита решает, что её слова – треп. Разворачивает и снова толкает в стену. Тянется ко рту, в очередной раз заводя её руки за голову.

Ей по-прежнему противно от мысли, что после Гаврилы она может целоваться вот с этим. Поэтому в ответ на попытку протолкнуть в ее рот язык точно так же больно прикусывает его.

– Сука!!! – следующий удар приходится уже в живот. Это чертовски больно и неплохо бы согнуться, но Никита не дает.

Сжимает шею и взбесившимся взглядом бродит по лицу.

– Ты блять заебала ломаться! – Он возмущается так искренне, что это даже смешит. Полине непонятно, как в мире счастливо живут такие самоуверенные рожи.

Кажется, давно пора отказаться от концепции торжества справедливости. Реальность строится на обратном. Зло берет свое силой. Добро ограничено в методах.

– Изнасилуешь – пожалеешь. Пьяный придешь – заснешь, а проснешься евнухом.

Никита кривится. Продолжает держать шею, но Полина понимает – зерно сомнения её слова посеяли. Это правильно, потому что… А что ей терять? Она может реализовать угрозу.

Поразмыслив несколько долгих секунд, Никита снимает руку и отступает. Поправляет штаны. Стряхивает руку, шипит:

– Дура, блять…

Дальше же уже куда более трезво шагает обратно к двери. Обувается и вместе с дверным хлопком оставляет её в квартире одну.

Полина опускается на пол и снова ведет ладонью по разбитой губе. Она победила в битве, но радоваться не получается. В войне она обречена.

Глава 22

Гаврилу преследуют кошмары – во сне и наяву. Трясет и выворачивает от бесконечных мыслей, что Поля с ними делает.

Он близок к сумасшествию и готов на любую глупость, лишь бы это всё поскорей прекратилось.