Нерушимые обеты

Подзабыл всё же. Подстерлось в памяти. А сейчас ожило бархатом кожи. Легкой охриплостью голоса. Зеленью глаз.

– Я недолго употреблял. Фартонуло – ничего не подцепил. Меня спас Костя Гордеев. Я его должник до крышки гроба. Потом вместе работали. Я по-прежнему не самый честный человек, Поль, но тебя по-прежнему люблю.

Ему не сложно в этом признаваться. По женским глазам видит – делает сразу и плохо, и хорошо. Полина тоже еле-еле улыбается, но быстро становится серьезной.

Аккуратно протискивает руку между их телами, дразня кожу на груди, тянется к его лицу. Гладит подушечками.

– Я тогда в Любичи ехала, – говорит тихо-тихо, смотря на его кожу, а не в глаза. А у Гаврилы нет ни единого шанса сдержать улыбку. – Хотела посмотреть, стоит ли твой дом. А может даже на тебя… Просто издалека. Мне было важно…

Она бы не подошла, Гаврила понимает. Но ему тоже важно, что вернувшись домой – даже вопреки ужасной обиде, виновен в которой ее отец, она первым делом – к нему.

– Увидела тебя – как гора с плеч. Я боялась, что тебя уже нет.

В её глазах вспышка настоящего страха. Гавриле хочется оградить, поэтому прижимает к себе сильнее.

– Я живучий. И везучий…

Гаврила улыбается показательно плотоядно, чтобы немного её успокоить. У самого на душе тоже ведь болото, но в её ещё большее разводить не хочется.

Они проебали восемь лет. Они ребенка потеряли. Счастье свое отложили. Ни зачем. Ни почему. Это ужасные потери. Главное – безвозвратные. Но друг друга за них наказывать Гаврила не видит смысла.

Он готов простить Полине наивность. Он только предательство не простил бы, а она не предавала.

Она была испуганной беременной девочкой. Её нечем попрекать.

– Что дальше будет? – Гаврила не сомневается даже – у Поли много важных вопросов. Каждый следующий она задает со страхом. Он же реагирует на каждый теплой улыбкой.

Между ними снова, как когда-то, идеально слаженный процесс теплоподачи. Он её греет, она его.

Для уверенности в том, что всё будет хорошо, ему нужно просто знать: этого хочет она. Она его хочет.

– Твои предложения? – Гаврила задает вопрос, чуть вздергивая подбородок, Полина смущается.

Думает, скашивая взгляд.

– Отвезешь меня в Любичи? Ты обещал.

А когда произносит, во все глаза снова смотрит на него.

Там вроде бы уже всё готово, но сам Гаврила ещё не ездил. Именно потому, что обещал.

Тогда ляпнул, чтобы ляпнуть. А потом осознал, что как будто сам же себя проклял. С ней ехать – на фарс похоже. А самому… Тошно.

Вот и ждал. Чего-то.

Ну и дождался.

– С Гордеевым поговорю – потом в Любичи.

При упоминании фамилии жениха Полина кривится. Ей, наверное, плохо из-за того, что они подставили Костю. Гавриле тоже чуть-чуть плохо, но слишком хорошо.

Он тогда её не смог уберечь. Но теперь-то может.

Если она им шанс дает – он и подавно.

– Он будет зол, – Поля не спрашивает, а утверждает, ежась. Гаврила же имитирует легкое отношение, передергивая плечами.

Он будет безумно зол. Он посчитает это предательством. Он разорвет все связи.

Положа руку на сердце, Гаврила сам понимает, что это именно предательство. И что самому скорее всего придется первым разорвать. А еще принять, что долг перед Костей для него менее значим, чем счастье с Полей. И что долг этот будет с ним всегда.

Но похуй, ведь нет в его жизни ничего важнее, чем счастье с Полей…

– На меня. На тебя не будет, – Гаврила прижимается губами к Полининому лбу, она еле-заметно хмыкает. Мудрая девочка, на языке которой наверняка крутится очевидное для обоих: «лучше бы на меня», но Гавриле это не нужно.

– Ты был тогда в саду? – Следующий вопрос Поля задает после паузы. Гаврила хмурится, а она ведет пальцами по лбу и между бровей, разглаживая складки. – Я тебя видела. Мне кажется…

Он понимает, о чем Полина. Снова улыбается.

Конечно, он был тогда в саду. Смотрел на неё. Глаза чуть не выпали и слюной чудом не истек.

Сука, как же хорошо её своей чувствовать. И как же больно, когда она чужая и где-то далеко.

Гаврилу снова переполняет счастье и жадная похоть. Он тянется за поцелуем, съезжая ладонями по ее телу и сжимая ягодицы.

Целует настойчиво в губы, прижимается к скуле, шее, подбородку.

Ловит взгляд, смотрит и любит. Любит и смотрит.

– Был.

– А Марьяна… Это ты?

– Я.

Если она и хотела осудить, то вот сейчас – сдерживается. Сглатывает, кивает почти незаметно.

У нее в голове наверняка сидит непонимание, почему отцу её не отомстил, но она не озвучивает. А ему не приходится отвечать, что всему свое время.

Больно ей делать не хочется, а отцу – очень.

Сука старая из его любимой девочки жизнь высосала. И Гаврила высосет. До последней капли.

– Ты еще кого-то любил? – Полина задает только самые важные и самые потенциально больные для двоих вопросы. Гавриле же, как ни странно, не сложно отвечать.

– Нет.

А еще приятно видеть, что Полина выдыхает и снова чуть улыбается. Как он мог кого-то полюбить, если её разлюбить не получилось?

У него до сих пор в ушах звенит её: «Да я же раз всего любила! Раз любила человека, который надо мной поглумился!!!», только он не глумился и любовь её ценил.

Между ними снова тишина и нет тайн.