Неру

Усилия Ганди, в одиночку пытавшегося добиться от участников конференции поддержки в вопросе о независимости Индии, оказались напрасными. «Оппортунизм проявлялся во всей своей красе, — с негодованием писал Неру, — и различные группы напоминали стаи голодных волков, которые рыскали вокруг в ожидании добычи — добычи, которую им должна была дать новая конституция. Даже само понятие свободы приняло форму широкого дележа мест — так называемой „индианизации“, то есть предоставления большего количества мест для индийцев в армии, на гражданской службе и т.д. Никто не думал о независимости, об истинной свободе, о передаче власти в руки демократической Индии, о решении каких-либо жизненно важных и насущных экономических проблем, стоявших перед индийским народом».

В середине декабря 1931 года Ганди, исчерпав все свои аргументы и окончательно разуверившись в возможности достижения на конференции какого-либо соглашения с британским правительством, покинул Лондон и выехал на родину.

Правительство Индии, опасавшееся того, как бы возвращение Ганди не послужило поводом для массовых антианглийских выступлений, торопилось принять надлежащие меры в первую очередь в тех районах страны, где позиции колонизаторов были особенно шаткими. Новым правительственным указом по Соединенным провинциям, изданным в связи с «аграрными беспорядками», запрещалась, по существу, всякая политическая или общественная деятельность.

Джавахарлал находился в это время в Аллахабаде. Он только что вернулся из Бомбея, куда отвез заболевшую жену, и намеревался по окончании работы провинциальной конференции конгрессистов вновь отправиться в Бомбей для встречи с Ганди и участия в заседаниях Рабочего комитета. Однако сразу же после опубликования указа власти запретили Неру, председателю провинциального комитета ИНК Тассадуку Шервани и другим конгрессистам выезжать за пределы Аллахабада. В Этаву, где должны были проходить заседания конференции, поспешно перебрасывались полицейские и воинские части. Отложив проведение конференции, Неру и Шервани, которого пригласили на заседание Рабочего комитета для того, чтобы обсудить вопрос о положении в Соединенных провинциях, утром 26 декабря, невзирая на запрет властей, выехали поездом в Бомбей.

В пути Джавахарлал узнал из газет, купленных им на станции, о новом правительственном указе, на этот раз по Пограничной провинции, в соответствии с которым власти подвергли преследованиям «краснорубашечников». В газетах сообщалось об аресте руководителей движения, в том числе и Абдул Гаффар-хана. Не успел Неру обсудить с Шервани это взволновавшее его известие, как поезд неожиданно остановился, и в вагон вошли полицейские, посланные сюда для того, чтобы арестовать Джавахарлала и Шервани. Обоих отвезли в уже хорошо знакомую Неру центральную тюрьму в Наини.

28 декабря в Бомбей прибыл Ганди. От встретивших его конгрессистов он узнал о проведенных властями арестах. Все еще надеясь предотвратить конфликт с правительством, Ганди предпринял несколько попыток увидеться с вице-королем, но тот под различными предлогами уклонялся от встреч. Наконец Ганди уведомили о том, что вице-король готов принять его, но только при одном условии: на встрече не будут затрагиваться вопросы, связанные с действиями правительства в Бенгалии, Пограничной и Соединенных провинциях.

В тюрьме Джавахарлал и его товарищи недоумевали: «Почему медлят Ганди и другие оставшиеся на свободе лидеры ИНК? Неужели не ясно, что правительство твердо решило раздавить Конгресс?»

В последние дни 1931 года Рабочий комитет ИНК постановил начать с января новую кампанию гражданского неповиновения. Ганди настоял на том, чтобы кампания ограничивалась только индивидуальным неповиновением членов Конгресса.

Решение Рабочего комитета вызвало жаркие споры среди конгрессистов. Некоторые из них, находившиеся вместе с Неру в тюрьме в Наини, упрекали Ганди в излишней осторожности. Кое-кто раздраженно называл поведение Махатмы трусливым. Джавахарлал защищал Ганди, усматривая в его поступках последовательную решимость не допускать актов насилия со стороны индийцев. Не соглашался Неру и с теми, кто обвинял Ганди в том, что он далек от народа. Разве не Ганди широко распахнул двери Конгресса для простых крестьян, рабочих, ремесленников, разве не он всеми силами способствовал пробуждению национального самосознания индийцев, усилению их политической активности?

Вместе с тем Джавахарлал хорошо понимал, что ряд деятелей Конгресса, представлявших верхушку национальной буржуазии, поддержал поправку Ганди к решению Рабочего комитета, руководствуясь отнюдь не морально-этическими принципами гандистского учения. Крупная буржуазия, как и прежде, страшилась возникновения в стране революционной ситуации, ей виделись апокалипсические картины стихийного народного гнева, обрушивающегося сначала на колонизаторов, а потом на нее...