Если можно было найти виновников несостоявшегося происшествия, то о людях, сумевших его предотвратить, не могло быть спора. Это была Зоя, удержавшая женщину от намерения броситься под паровоз, и... Но кто же выхватил из-под колес паровоза девочку и затем, когда паровоз прошел, вернул ее на перрон?
Пока судили да рядили, его и след простыл!.. Могла бы сказать по этому поводу кое-что одна Зоя, но она, исцарапанная, окровавленная, с запухшим глазом, горько плакала и не могла ничего выговорить. Продолжала она горько плакать и при перевязке на медпункте, и позже, сидя в темном киоске...
Если вначале Зоя плакала от боли, то Потом от обиды и одиночества.
Заходил к ней, правда, директор Николай Иванович, но не сумел ни одного теплого слова сказать, только по обыкновению "однакнул":
- После такого случая тебе, однако, отдохнуть надо. Иди домой, успокойся, а мы, однако, здесь без тебя обойдемся...
И все так! Все норовят обойтись без нее, никому она не нужна! Пришли было соседки киоскерши. Поговорили две минуты о Зоиных ушибах и царапинах и сразу же перевели разговор на полиартрит...
Уходя, тоже посоветовали пойти домой. И невдомек им было, что и дома Зоя одна-одинешенька. Если бы Валя была - дело другое, но вот уже две недели, как Валя уехала на каникулы в родную Хакассию...
Выплакав все слезы, Зоя притихла. Сидит в темном киоске и видит сквозь стекла, как плавно и спокойно, точно по рельсам, катится, идет обычная вечерняя жизнь.
Как легко можно обойтись без Зои! Нет ее - и никому нет дела. Пассажиры с подошедшего поезда проходят мимо закрытого киоска, как мимо пустого места...
Внезапно на Зою падает тень. Кто-то, приложив ладонь козырьком ко лбу, всматривается через стекло, потом обходит киоск сбоку. Дверь заперта на крючок, но подошедший потихоньку стучится пальцем.
- Хозяйка дома?
Постучался бы кто другой - ни за что не открыла бы дверь настроенная на грустный лад Зоя, но голос знакомый. Тому, кто спас ребенка, Зоя не может не ответить.
- Я здесь, - говорит она, откидывая крючок и чуть-чуть приоткрывая дверь: ей не хочется показывать забинтованную голову и запухший глаз.
- Слышал, не повезло тебе, одна ты пострадавшая оказалась?
В голосе звучит непритворное сочувствие, и Зоя озабоченно спрашивает:
- Ты-то ужинал сегодня?
- Не до того было.
- Пирожки остались. Может, закусишь?..
- Так и решил: либо у тебя ужинать буду, либо голодным останусь.
- А здесь тебя искали, - вспоминает Зоя. - Хотят тебе благодарность вынести.
- Ну их с благодарностью! Я и без благодарности знаю, когда и что делать.
- Ишь ты, какой гордый, - сомневается Зоя. - Будто бы всегда знаешь, что делать надо?
- Всегда. Сейчас мы, например, с тобой в кино пойдем. Как раз на последний сеанс успеем.
- Вот и выходит, что ты глупый! Как же я с забинтованной головой пойду?
- Так и пойдешь, никакого позора в повязке нет. Вот доем пирожки и пойдем. Я для такого случая помылся и галстук нацепил.
- И не стыдно будет тебе со мной в светлом месте показываться?
- Если бы я тебя побил, стыдно было бы... Разговор идет в потемках, и в Зое просыпается любопытство: хочется посмотреть на вымывшегося крановщика. Проснувшийся хитрый бесенок нашептывает мысль: "Все равно ключи сдавать нужно. Доведу его до ресторана и с черного хода. Там лампочка есть, вот и увижу". Вслух же она говорит:
- Мне еще по делу в ресторан зайти нужно. Если хочешь, проводи...
Затея удается. Она проводит крановщика темными закоулками к черному ходу ресторана, к самой лампочке. Но то ли лампочка слаба, то ли трудно с непривычки глядеть одним глазом, Зоя как следует рассмотреть ничего не может. Одно ясно: парень еще молодой и ростом не обижен. Зоя сама не маленькая, но ему едва до уха достает... И хотя он ни блондин ни брюнет, но ничуть не похож на Эдуарда Алмазова: нос очень курносый. Зато глаза... Даже в потемках видно, что глаза веселые!..
Пока ходила с ключом, рассудив, что царапины на лице - явление кратковременное, надумала все-таки пойти в кино.
- Идем скорее! - поторапливает крановщик и берет ее под руку.
Зоя протестует.
- Не хватайся! Я даже имени твоего не знаю, а ты под руку... Как тебя зовут?
- Приятели Сашкой, начальство Александром Петровичем величает.
- А меня зовут Зоя...
По дороге снова взял под руку, но на этот раз Зоя этого не заметила. Знакомому человеку позволить можно, а Эдуард Алмазов ничего не узнает по той простой причине, что... вовсе нет его, этого Эдуарда Алмазова! Хоть всю Сибирь вверх дном переверни, нигде его не найти... И не было его никогда и не будет, потому что он, Эдуард Алмазов, не что иное, как смешная и глупая Зоина выдумка!..
Первый раз осмелилась так подумать Зоя, и самой стало странно, что не почувствовала при этой мысли ни тоски, ни печали.
5.
Ночь. Затерявшись в мерцании звезд, гудит над тайгой торопливый самолет.