Непобедимый эллин

Что ж не лежало у молодого героя сердце к высокому искусству. Однако по большому счёту и не особо-то оно было ему нужно.

Наибольшие успехи Геракл проявил в греческой (олимпийской) борьбе, стрельбе из лука, метании диска и копья, а также в умении владеть различными видами холодного оружия. Тут сыну Зевса не было равных. Его могучие руки сами собой вертели ножи, ловко управлялись с мечом и метко кидали копьё.

Пытались ещё обучить Геракла математике, но это дело оказалось таким же гиблым, как и пресловутое обучение музыке, закончившееся курьёзной трагедией.

Великий герой смог научиться считать лишь до пяти, а дальше… его словно заклинивало. Прямо психическое расстройство какое-то.

Учитель математики Фагопир чуть с ума не сошел, втолковывая сыну Зевса азы примитивного счёта. Этот учитель был уже наслышан об ужасной участи брата Орфея Лина и потому во время занятий с Гераклом всегда надевал боевой медный шлем, хотя походил в этом шлеме на старую, выжившую из ума болотную черепаху. Правда чем герой мог огреть старикана было совершенно непонятно. Ну разве что макетом каменного октаэдра, либо весело булькающей клепсидрой.

- Ну, давай, милок, - робко просил математик, - считай же… один, два…

- Три, - радостно подхватывал Геракл, - четыре, пять, тридцать восемь…

- О, Зевс всемогущий!

- Ладно, ты, дряхлая Тортилла, не выделывайся, - зычно кричал на учёного сын Зевса. - Знай же, что учишь ты величайшего из греческих героев и это для тебя, старой мочалки, большая честь…

Поприсутствовав пару раз на уроках математики, Амфитрион вовремя прекратил бесполезные занятия чем, возможно, спас жизнь старику Фагопиру. Уж больно часто во время уроков Геракл хищно поглядывал на каменный октаэдр, лежащий прямо перед учителем на столе.

Подумал Амфитрион, подумал и решил, что всему чему нужно Геракл уже обучен.

После напряжённой учёбы началась практика, и сын Зевса поплыл вместе с аргонавтами за Золотым Руном не очень то, впрочем, в этом знаменитом походе напрягаясь.

Вернувшись из славного похода, великий герой заслужил небольшой отдых и приёмный отец послал сына Зевса в лесистый Киферон пасти огромные стада.

Но неблагодарный Геракл больше безобразничал, чем действительно пас скотину. Поначалу он увлёкся спортивной стрельбой из лука по быстро двигающимся целям. Овцы для сей забавы подходили просто великолепно. Крепкий лук героя бил без промаха. Хотя по большей части сын Зевса дремал в тени высоких греческих дубов, пожёвывая в уголке презрительно искривлённых губ тонкую зелёную травинку.

Совсем неудивительно, что часть огромного стада тут же растащили пронырливые волки, да и циклопы не зевали, умыкнув под шумок пару десятков овечек.

Все эти мирские дела были сыну Зевса глубоко безразличны. Приятная полуденная нега медленно разливалась по его могучему телу. Ну что ещё нужно для тихого героического счастья? Какие, к сатиру под хвост, подвиги? Кому это, извините, надо? Куда-то идти, непонятно с кем сражаться. Ищите дураков. Настоящее счастье заключено в ничегонеделании! И это Геракл уяснил для себя на всю свою оставшуюся жизнь, а с перспективой бессмертия, так и до скончания всех веков.

Совсем отощали в отаре героя несчастные овечки, ибо паслись они на одном и том же месте, обожрав вокруг все, что можно было ещё обожрать. Ко всему животные противно блеяли, а некоторые, озверев от голода, так и вовсе несколько раз пытались покусать ленивого пастуха.

Забравшись на дерево, Геракл кое-как отбился от сбесившихся копытных, а затем погнал жалкие остатки стада на новый выгон.

По дороге герой наткнулся на издохшего в лесу льва. Бедняга, судя по предсмертным судорогам, подавился толстой овцой из отары Геракла. Во всяком случае из раззявленной в предсмертном оскале пасти хищника по-прежнему торчали чёрные каракулевые копытца.

Видно лев издох совсем недавно.

- Эх, лёва, лёва, как же ты меня огорчаешь! – сокрушённо покачал головой сын Зевса и ловко выхватил из-за спины большой разделочный тесак.

И, действительно, не пропадать же такой отличной мохнатой львиной шкуре?

- Скажу-ка я всем, что выследил его и убил голыми руками, - хрипло проговорил герой, ловко снимая шкуру с покойной зверушки.

Шкура вышла что надо, здоровенная, как раз с самого Геракла.

- А ну-ка посмотрим-посмотрим, - сын Зевса задумчиво погладил рыжий мех. – Стильная, однако, вышла бы для меня одёжка!

Иголка и бычьи жилы всегда были у хозяйственного сына Зевса под рукой. Пара часов работы и герой изготовил из шкуры усопшего льва великолепный длинный плащ. Встряхнул, проверил швы и накинул шкуру на свои могучие плечи. Плащ сидел как литой. Передние лапы льва Геракл завязал у себя на груди, а задние на поясе. Часть черепа с головы льва послужила шлемом. Сын Зевса оставил зубы, уши и усы хищника, таким образом получалось, что герой как бы выглядывает из пасти зевнувшего царя зверей.

- Если не выйдет из меня великого героя, - торжественно провозгласил Геракл, - стану портным…

Ну хоть один талант нашёлся и то, слава Зевсу.