Детектив Хит открыла папку: с полицейской фотографии на нее смотрел человек, которого она ударила сосулькой в живот во дворе замка Бельведер. Серхио Торрес, дата рождения — 26 февраля 1979 года, бывший магазинный вор, перешел на кражи автомобильных магнитол, провел за решеткой достаточно времени для того, чтобы связаться с тамошними латиноамериканскими бандитами. Эти новые знакомства привели к новым срокам за вооруженные угоны автомобилей и нападения. Она закрыла папку, положила ее на колени и уставилась в пространство.
— Извини, — сказал Раймер. — Наверное, мне надо было подождать с этим.
— Нет, нет, дело вовсе не в тебе, — успокоила его Хит. — Просто я подумала… Что-то здесь не сходится. Понимаешь, ведь Торрес не служил в армии. Но я сама видела, как он двигался. Он обученный профессионал. Откуда у мелкого вора и бандита военные навыки?
В этот момент зазвонил ее телефон. Это был Рук. Он звонил, наверное, уже в десятый раз. И Никки снова не взяла трубку; потому что, ответив на звонок, она должна была сказать об этом вслух. Она знала: после того как она произнесет эти слова, смерть Монтроза станет реальностью. И тогда все будет кончено, она сорвется. А Хит не могла позволить себе этого сейчас.
Только не на глазах у всего отдела. Не теперь, когда ей предстоит повышение.
— Слушай, Никки! — окликнул ее Каньеро. — Конечно, время неподходящее, но утром я договорился о встрече с людьми из «Justicia a Guarda», и вот они пришли. Хочешь, я попробую перенести разговор на завтра?
Хит серьезно задумалась. Нет, нужно было двигаться вперед. «Если перестанешь грести, утонешь», — сказала она себе.
— Не надо ничего переносить. Я сейчас приду… И вот еще что, Мигель. Спасибо тебе, что заменил меня, опознал капитана.
— Погоди благодарить, я тебе кое-что скажу, — ответил он. — Хочешь всю правду, как на духу? Я не смог заставить себя посмотреть на него.
— Спасибо, что пришли, — начала Никки, заходя в приемную.
Ей никто не ответил. За столом напротив детектива Каньеро, скрестив руки на груди, сидели мужчина и женщина; обоим было около тридцати. Они даже не посмотрели в сторону Хит. Также она заметила, что люди не сняли верхнюю одежду — еще один красноречивый знак.
Когда Никки села, женщина, Милена Сильва, заговорила.
— Мистер Гусман и я пришли сюда не по доброй воле. Также хочу отметить, что я не только один из руководителей «Justicia a Guarda», но и дипломированный юрист, так что предупреждаю — вы имеете дело не с невежественными иммигрантами.
— Ну, во-первых, — сказала Хит, — это просто неформальный разговор…
— Который происходит в полицейском участке, — перебил ее Паскуаль Гусман. Он обвел взглядом помещение, поглаживая кончиками пальцев бороду в стиле Че Гевары. — Этот разговор записывается?
— Нет, — ответила она. Никки раздражало то, что эти люди пытались играть ведущую роль, и она решила взять нить разговора в свои руки. — Мы пригласили вас сюда потому, что вы можете предоставить кое-какую информацию об отце Графе и тем самым помочь найти его убийцу или убийц.
— Откуда нам знать, кто его убил? — возмутился Гусман.
Соратница положила руку на рукав его пальто цвета хаки; казалось, это его немного успокоило.
Милена Сильва ответила:
— Отец Граф много лет являлся сторонником нашего движения, помогая нам в борьбе за права человека. Он участвовал в маршах, организационной работе, даже ездил в Колумбию, чтобы своими глазами увидеть, как страдает наш народ под властью жестокого режима, пользующегося, между прочим, поддержкой вашего правительства. Его смерть — большая потеря для нас, так что если вы думаете, что мы замешаны в его убийстве, то ошибаетесь.
— Возможно, вам следует побеседовать с людьми из вашего ЦРУ. — Гусман многозначительно посмотрел на Никки и откинулся на спинку кресла.
Хит прекрасно понимала, что не стоит поддаваться на подобные провокации и вступать в полемику. Гораздо больше ее интересовали последние часы жизни отца Графа, а также агрессивные настроения членов движения; поэтому она продолжила гнуть свою линию.
— В последний раз отца Графа видели живым в вашем офисе утром в день его смерти. Зачем он туда приходил?
— Мы не обязаны рассказывать полиции о стратегических совещаниях нашей группы; это конфиденциальная информация, — сказала женщина с дипломом юриста. — Смотрите Первую поправку.[74]
— Итак, он пришел, чтобы участвовать в стратегическом совещании, — подытожила Никки. — Он не показался вам чем-то расстроенным, возбужденным, может быть, странно себя вел?
На этот вопрос женщина тоже ответила не задумываясь:
— Он был пьян. Мы уже рассказывали это вашему
Каньеро даже бровью не повел, как будто не слышал оскорбления, и по-прежнему сидел молча.
— Сильно пьян? Он спотыкался, падал? Не соображал, что говорит? Был весел? Или наоборот?
Гусман развязал трикотажный шарф и ответил:
— Он начал вести себя агрессивно, и мы попросили его уйти. Больше мне нечего сказать.
Опыт подсказывал Никки: если кто-то заявляет, что ему нечего сказать, чаще всего это означает обратное. Поэтому она продолжила: