Стали видны его глаза, не просто хитрые и живые, не просто какого-то цвета… Мотя увидела их уникальный рисунок, увидела, как они излучают нечто непередаваемо нежное.
Мотя увидела линию его скул, его носа и губ. То, что раньше было просто лицом, никак не связанным с чем-то откликающимся в глубине души.
Мотя будто открыла глаза.
И мужчина с заднего сиденья машины, который шутки шутил, вдруг однозначно стал
— Просто… у кого-то все начинается с первого свидания… а у нас все началось с первого ребенка?
— Вот как, и чего ты хочешь?
— Чтобы ты перестал ломать мои пальцы, — он нахмурился, а потом отпустил Мотину руку. — И чтобы мы с тобой… пошли спать. Я трезвею и вот-вот будет похмелье.
— Мотя…
— Да-да. Ты меня выгнал, потому что я тебя обманула. Я в курсе. Утром отчитаешь, ты же не дурак совсем думать, что я что-то там для чего-то выдумала. Давай эта история будет без этих всех страданий. И мать твоя домой завтра утром поедет, я ей уже сказала.
— Ты…самоуверенная…
— Ты сам ее выгнал, — возразила Мотя. — Все не зря!
Мотя встала и пошла наверх, молча. А потом вернулась и сообщила
Сорок пятая. Обидчивые люди
Целью поездки являлась панельная многоэтажка. С парковками все было плохо, а подъезды почему-то нумеровались задом наперед.
— Они никогда не хотели переехать?
— Они хотят дом за городом, — улыбнулась Мотя. — Ну что? Мальчика с собой берем или тут оставим?
— Да, не стоит шокировать людей так сразу. Мам, пап, это Рома — мой муж. А это Сережа — мой сын. Ему четыре месяца.
Сережа резко открыл глаза, будто только притворялся спящим и грозно нахмурился.
— Ой, какой обидчивый, да мы пошутили, — фыркнула Мотя, скорчила рожу и злобное лицо смягчилось. Появилась широченная улыбка, и даже показались два многострадальных ранних зуба.
— Ну что? Ни пуха… — Рома вышел из машины и стал доставать переноску с Серегой, пока Мотя собиралась с силами.
Она неприлично долго затянула со знакомством, но не так-то просто признаться в такой тайне, даже если ты распоследняя болтушка! Маме она сказала, что «приедет не одна» и мама решила, что с женихом. Ха! Жених… Ну как бы… Мотя уже два месяца, как носила фамилию Ленская. Очень неловко, но увы.
— Они меня пришибут.
— Расскажи мне о них, быстро!
— Ну… папа — патриот. Мама… язва.
— Мамы бывают язвами?
— Блин, может не пойдем?
— Почему?
— Нам там не понравится!
— Понравится.
— Нет.
— Да.
— Тебя обидят.
— Ничего страшного.
— Может, лучше в кафе пообедаем, пока не поздно?
— Нет. Идем знакомиться.
— Ну почему?
— Потому что мы это уже сто раз обсуждали!
Мотя зажмурилась, перевела дух и достала ключи от квартиры.
Панелька была самой обыкновенной, дряхлой и очень провинциальной. Вот прямо со всеми радостями жизни, вроде окрашеных покрышек в полисадничке и вонючим подъездом, где кто-то опять жег пенопласт.
— Что это?..
— Мальчишки балуются, — перебила Мотя и быстро пошла к древнему лифту.
Он скрипуче открыл дверь, и потом так же скрипуче ее закрыл, так и не впустив пассажиров.
— Сломан! — гаркнул голос старушки, которую нигде не было видно.
Мотя же повернулась к двери одного из тамбуров и ответила:
— Спасибо, Ольга Романовна.
— Могла бы и спасибо сказать! — снова гаркнул «голос из небытия».
— Ну… пошли пешком.
— Нужно срочно покупать твоим родителям дом! Готов поучаствовать! Куплю их квартиру за любые деньги, которых хватит на коттедж.
— Ага… конечно. И что ты там сделаешь? Притон откроешь?
— Хорошая мысль, — хохотнул Роман готовясь к худшему.
Он не знал, чего ждать от новых родственников. Он вообще слабо представлял, какие они — люди воспитавшие Мотю. Его самого растили в большом красивом доме, отправляли на все подряд кружки и строго спрашивали: «как успехи?». Мотя же рассказывала, что никогда даже не показывала дневник, что на кружки ходила «по желанию» и часто желания менялись, и что, в целом, детство считает счастливейшим из возможных.
Все это никак не срасталось с этой многоэтажкой, от которой веяло тоской и безысходностью. Они поднялись на седьмой этаж с языками на плечах.
Мотя толкнула рассохшуюся дверь тамбура, а потом остановилась перед квартирной. И замерла с рукой над кнопкой звонка.
— Ну?..
— Если испугаешься — беги!
Но на звонок Мотя так и не нажала. Дверь распахнулась, в тамбур вылетел мужчина в пальто и с криком:
— Школота с «ласточки» диски снимает!
Кинулся к лифту.
— Не работает! — еле успела подсказать Мотя, мужчина кивнул и сменил траекторию движения.
— Ласточка?..
— Его «Нива»…
— Может помочь?
— Не стоит, он с этой школотой «в отношениях». Они уже лет десять, как не школьники. Старая история.
— Ну здрасьте!
И в дверях показалось она!
Неожиданно, но мать Моти! Очень молодая, с длинными рыжими волосами, в черном вечернем платье в пол, с макияжем. Она не смотрелась неуместно, скорее просто впечатляюще.
И комната была ей под стать. В широком коридоре всюду висели какие-то рамки, фотографии на прищепках, выставка шляп и странных очков.