Неожиданно мать!

У Моти дрожали руки, и ныло все тело, а во рту пересохло. И губы кололо иголками.

— О чем?

— Я… растеряна, я… не готова…

— К чему?

— Я… да что ты за человек такой?

Он нагло наступал. Делал шаг за шагом и Мотя ничего с собой поделать не могла. Она позорно пятилась назад, пока не оступилась, столкнувшись с креслом.

— Какой?

Мотя замерла, как заяц перед ружьем, и уставилась на Романа. У нее страшно кружилась голова. Это было не просто желание сдаться, это была физическая потребность.

Никогда еще Мотя никому не сдавалась. Она, напротив, всегда немного форсировала события. Позволяла в себя влюбляться. Кокетничала и сдавала назад в самый ответственный момент, оставляя поклонника с носом. Никогда Мотя не была в чьей-то ловушке. И пусть это не было неожиданностью, пусть не так и странно, что после минувшего дня Роман к ней подошел, а все-таки страшно боялась.

Она отвернулась, а Роман протянул руку и повернул ее к себе лицом.

— Какой? — настаивал он, пока Мотя тряслась. Она не хотела быть неуверенной в себе. Не хотела быть кем-то очарованной. И до жути боялась, что в итоге останется ни с чем, влюбленная и одинокая, потому что в голове настойчиво гремели слова: «Я все равно останусь один!»

Один…

Это без нее.

Только Роман дожидаться не стал. И если бы поцелуи могли убивать и лишать воли, то такие как этот, стоило бы запретить.

— Ты… жестокий человек! — пробормотала она, понимая что это все вовсе не случайно. Не невинно, не спровоцировано всплеском негативных эмоций.

Это осознанные поцелуи, которые осознанно дошли уже до шеи, и вышибли походу из легких воздух.

— Ты говоришь, что… ты…

— А ты просто помолчать можешь, если умного, все равно, ничего не говоришь? — тихо-тихо попросил он, и Мотя буквально почувствовала кожей на шее его улыбку.

Ну тут либо все, либо ничего.

Главное с балкона никуда не уходить!

Тут и условий для разврата никаких, и прохладный ветер не дает окончательно разомлеть.

Это было последнее, о чем себя попросила Мотя, разрешив все остальное.

Просто. Не уходим. С этого. Балкона.

«Потому что он просто с ума сошел...» 

* * *

Утро разбудило жарким лучиком солнца, который решил, что можно бесцеремонно врываться на балкон. А еще голодным Серегиным писком.

Роман выпутался из пледа, в который оба желали кутаться, когда замерзли, и в итоге получился двухместный тесный спальник-ролл. Мотя даже бровью не повела. Перевернулась на бок и продолжила спать.

Они уснули на жутко неудобном для этих целей кресле и если уж у Романа тело затекло, то Моте тоже не совсем удобно. Потому он первым делом перенес ее в кровать и укрыл одеялом.

Потом достал из кроватки Серегу и понес его на кухню кормить, а заодно и самому выпить кофе, чтобы «протрезветь». Трезвость тут бы не помешала.

Роман сделал несколько выводов, пока готовил себе и Сереге завтрак.

Во-первых, он все-таки умеет готовить, когда хочет.

Во-вторых, Серега создавал ощущение, будто их на кухне и правда двое. Будто после страшной студенческой попойки они выползли на кухню съесть по «Дошику», и поплестить еле живыми на пару.

В-третьих, проволока вполне сгодилась, чтобы настроить автопоилку и прицепить бутылочку. Теперь можно было завтракать параллельно.

— Только головой не верти, умник! — Серега моргнул и подставил кулаки под щеки.

Он с такой жадностью ел, да с таким злым лицом, будто над ним знатно поиздевались, не покормив вовремя.

В-четвертых… голова была забита Мотей. И тем, как уже брезжил рассвет, залив все кругом волшебным светом, как четки в этот момент были картинки и как красиво рассыпались ее белые волосы по коже спины.

— Вы оба надо мной издеваетесь, — сообщил Роман Сереге. — Оба!

Тот улыбнулся. По-настоящему. Из его рта вылилось молоко, и, сообразив, что теряет драгоценную еду, обжора стал сосать из бутылки с удвоенной силой.

А Роман достал из кофемашины чашку и сел рядом с детским стулом, в котором лежал Сергей.

— Приятного аппетита! — отсалютовал он чашкой.

— Ы-ы-ы, — ответил Серега.

Сороковая. Искренний порыв

Мотя спустилась на поиски Романа и Сереги уже к обеду. Они лежали на диване, а по телевизору шел ужасно шумный фильм. На полу стояла большая тарелка с чипсами, валялась пустая бутылка из-под колы и полупустая детская бутылочка со смесью.

Серега спал, лежа на груди Романа и пуская слюни. Он казался сытым, довольным и спокойным настолько, что хотелось к нему присоединиться.

Срочно!

— Привет, — улыбнулась Мотя.

— Привет, — улыбнулся Роман.

На пару секунд они застыли, уставившись друг другу в глаза и уйдя в свои мысли.

— Я пришла завтракать…

— На столе остывший кофе, — удивил Роман, и махнул рукой, с зажатым в ней пультом.

— А… Серега как?

— Норм. Спит. Я даже сам справился с тем, чтобы его помыть.

— Это удивительно, — улыбнулась Мотя.

Она хотела много о чем спросить, но с мыслями так и не собралась. У нее внутри играла музыка. Прекрасная, но тревожная, словно кто-то умело истязал орган, и теперь каждая венка и каждый капилярчик гудели, пропевая свою ноту.