Неотения

Максим ждёт, когда приедет Сашка. Он четко помнит, почему ему захотелось попробовать чего-то более сильного, потому что с каждым разом лицо мамы становилось все более далеким и прозрачным. И он попробовал.

Сейчас перед приёмом очередной дозы сознание его ещё не затуманено ни самим наркотиком, ни ломкой, но этот момент ясности быстро проходит, и тонкая игла привычно входит в вену. Он ослабляет жгут и движением, доведённым до автоматизма, надавливает на поршень. Прохладная жидкость от локтевого сгиба течёт к плечу.

Максим подходит к окну. Солнце почему-то превратилось в бублик, а деревья и всё остальное стали расти вниз, как и его тело, только голова превращается в воздушный шарик. И он понимает, что если не найдёт какую-нибудь верёвку, то голова оторвётся от туловища и улетит.

В квартире верёвки, да и вообще ничего такого, чем можно было бы что-нибудь привязать, не находится. Однако на балконе, где мать вывешивала на сушку бельё, верёвка всё-таки есть.

Он режет её тупым ножом до тех пор, пока свободный край не отправляется вниз. «Как же мне её теперь снять? Один конец ведь внизу. Что делать?» – спрашивает он у себя самого. «Можно привязать верёвку на шею, и тогда голова точно не улетит!» – наконец решает Максим.

Верёвка тяжёлая, словно к ней привязали мешок с цементом, может быть, и два. Мышцы просто разрываются, однако, несмотря на это, он всё-таки вытаскивает верёвку из пропасти за балконом и падает в изнеможении. Но это не мешает ему тут же завязать тугой узел на шее.

Раздаётся звонок, не понятно как уцелевший в его квартире.

– Иду! – кричит Максим.

Возле прихожей его неожиданно останавливает какая-то непреодолимая сила. Он не может двинуться ни на шаг, что-то держит его, сдавливая шею. «Сейчас, сейчас!» – хочет прокричать он, но из горла вырывается жалкий хрип. В дверь звонят ещё раз. Мир медленно расплывается перед его глазами, он задыхается. Последнее, что он запоминает перед тем, как потерять сознание, это непрекращающаяся мелодия звонка.

Сашка вернулся из Германии вчера. Но поезд из Москвы пришёл поздно, поэтому он не стал никому звонить, даже Максиму. Утром за завтраком, когда он расспрашивает мать о новостях, она рассказывает ему о том, что его лучший друг стал наркоманом.

– Я пойду к нему.

– Пустое. К нему уже ходили все. Он никого не слушает и не слышит, – грустно отвечает мама.

– Но это же болезнь! Его надо как-то лечить!

– Да, болезнь, – устало произносит мать. – Такая болезнь, которая лечится, только если человек сам этого хочет.

– И что, он не хочет?

– Никто теперь не знает, чего он хочет.

– Я всё равно пойду.

– Иди. Только ты ему не поможешь. Помочь себе он может только сам, – обречённо вздыхает мать.

Пока Сашка идёт, в голове крутятся слова, которые он должен ему сказать. Им движет чувство вины, ведь это он дал Максиму в первый раз попробовать план. Кто же знал, что это может привести к таким последствиям? Что же сказать ему? – думает Сашка. Мысли путаются, теряются, он не понимает, зачем вообще нужны наркотики. Ну, попробовал пару раз для разнообразия, и все. Наверное, он не может этого понять по одной простой причине, что сам он никогда ни на что не подсаживался – ни на сигареты, ни алкоголь, ни интернет, ни на что. Просто он такой человек. Но когда он звонит в дверь, мысли неожиданно испаряются, в горле пересыхает, и он понимает, что не знает, что же ему сказать.

Вначале за дверью слышится чьё-то копошение, потом знакомый и одновременно незнакомый голос произносит: «Сейчас, сейчас», а дальше Саша слышит какой-то хрип и звук, словно что-то упало. Потом наступает тишина. Он перестаёт звонить. Запасные ключи есть у соседки, тёти Нади, хорошо знающей Сашку, который без проблем получает звенящую связку.

Когда он открывает дверь, то просто не верит своим глазам. Перед ним предстают совершенно голые стены пустой квартиры. А на полу, на пороге комнаты, скрючившись, лежит человек с затянутой на шее верёвкой, конец которой тянется к балкону. Когда Сашка поднимает его, то не сразу узнаёт того, кого он помнил как Максима, теперь превратившегося в сухофрукт со вздутыми, исколотыми венами и тупым безразличным взглядом.

– Максим, – зовёт он его, – Максим, Максим, это я – Сашка!

Ответа нет. Тогда он трясёт это чужое незнакомое тело, которое украло его лучшего друга. Голова Максима безвольно болтается, неожиданно его взгляд становится осмысленным.

– Дельфины…Почему здесь так много дельфинов? – и он конвульсивно дёргается, пытаясь вырваться из рук друга.

– Какие дельфины, Максим?

Ответа нет. Тогда Саша слегка шлёпает его по щеке, но Максим не реагирует. Сашка отпускает ему оплеухи справа и слева, пока у него не начинают болеть ладони. Несмотря на всё это, Максим смотрит на него пустыми глазами, а руки его безвольно висят вдоль туловища. Он даже не пытается защититься. Сашка перерезает верёвку, отхватив от неё кусок, которым, на всякий случай, связывает руки Максу. Переносит его на диван, единственный предмет в пустой комнате, и ждёт, когда закончится действие наркотика.