Неоригинальный

Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей ее любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно; взгляд, несмотря на всю веселость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ.

Ганя. Не вы ли, изволили с год назад или даже ближе прислать письмо, кажется из Швейцарии, к Елизавете Прокофьевне?

Мышкин. Точно так.

Ганя. Так вас здесь знают и наверно помнят. Вы к его превосходительству? Сейчас я доложу… Он сейчас будет свободен. Только вы бы… вам бы пожаловать пока в приемную… (камердинеру строго) Зачем они здесь?

Камердинер. Говорю, сами не захотели…

В это время вдруг отворилась дверь из кабинета, и какой-то военный, с портфелем в руке, громко говоря и откланиваясь, вышел оттуда.

Генерал Епанчин. Ты здесь, Ганя? А пожалуй-ка сюда!

Гаврила Ардалионович кивнул головой князю и поспешно прошел в кабинет.

Мышкин (обращается к зрителю). Он, должно быть, когда один, совсем не так смотрит и, может быть, никогда не смеется.

Прошло минуты две, дверь отворилась снова.

Ганя. Князь, пожалуйте!

Князь прошел за портьерой. Свет в зоне передней погас.

Генерал, Иван Федорович Епанчин, стоял посреди своего кабинета и с чрезвычайным любопытством смотрел на входящего князя, даже шагнул к нему два шага. Князь Мышкин вошел.

Генерал Епанчин (протягивая руку для рукопожатия). Иван Федорович Епанчин, генерал.

Мышкин (пожимая руку генералу). Лев Николаевич Мышкин, князь.

Генерал Епанчин. Так-с, чем же могу служить?

Мышкин. Дела неотлагательного я никакого не имею; цель моя была просто познакомиться с вами. Не желал бы беспокоить, так как я не знаю ни вашего дня, ни ваших распоряжений… Но я только что сам из вагона… приехал из Швейцарии…

Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании повернулся к князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.

Генерал Епанчин. Для знакомств вообще я мало времени имею, но так как вы, конечно, имеете свою цель, то…

Мышкин. Я так и предчувствовал, что вы непременно увидите в посещении моем какую-нибудь особенную цель. Но, ей-богу, кроме удовольствия познакомиться, у меня нет никакой частной цели.

Генерал Епанчин. Удовольствие, конечно, и для меня чрезвычайное, но не всё же забавы, иногда, знаете, случаются и дела… Притом же я никак не могу, до сих пор, разглядеть между нами общего… так сказать причины…

Мышкин. Причины нет, бесспорно, и общего, конечно, мало. Потому что, если я князь Мышкин и ваша супруга из нашего рода, то это, разумеется, не причина. Я это очень понимаю. Но, однако ж, весь-то мой повод в этом только и заключается. Я года четыре в России не был, с лишком; да и что я выехал: почти не в своем уме! И тогда ничего не знал, а теперь еще пуще. В людях хороших нуждаюсь; даже вот и дело одно имею и не знаю, куда сунуться. Еще в Берлине подумал: «Это почти родственники, начну с них; может быть, мы друг другу и пригодимся, они мне, я им, – если они люди хорошие». А я слышал, что вы люди хорошие.

Генерал Епанчин. Очень благодарен-с, позвольте узнать, где остановились?

Мышкин. Я еще нигде не остановился.

Генерал Епанчин. Значит, прямо из вагона ко мне? И… с поклажей?

Мышкин. Да со мной поклажи всего один маленький узелок с бельем, и больше ничего; я его в руке обыкновенно несу. Я номер успею и вечером занять.

Генерал Епанчин. Так вы все еще имеете намерение номер занять?

Мышкин. О да, конечно.

Генерал Епанчин. Судя по вашим словам, я было подумал, что вы уж так прямо ко мне.