Неон, она и не он

Позавтракав, он соответствующим образом оделся и отправился на залив. Сиротливая зима припудрила инеем траву, кусты, деревья и подрумянила их красноватыми лучами солнца. Он дошел до залива и долго стоял на голом озябшем берегу, жмурясь от солнца и поглядывая сквозь дрожащие щелочки глаз на беспечную аномалию голубого и серого, которые, несмотря на крайнюю разницу характеров, не могут в отличие от людей существовать одно без другого.

«Позвоню через два дня. Может быть…» – подумал он, чувствуя, как успокаивается внутри него взбаламученное до белой пены море.

…На следующий день в гости к ней прибежала Катька. Обнимая и целуя подругу, Наташа приметила на ее лице очевидные признаки усталости: задорные яблочки скул сползли на щеки и превратились в подсохшие пышки. Легкие пока еще паучки времени свили тонкие паутинки под глазами. Резные контуры носика затянуло подкожным илом. Отчетливо запавшие носогубные складки заключили в себя, словно в скобки подвядшие губы, и во всем гладком и ровном когда-то стихотворении лица проступили лишние знаки препинания.

«Господи, какие мы с ней уже старые!» – ужаснулась она предательству времени.

Уединившись, они предались сбивчивому разговору. Катька любовно помянула своих хулиганов и лентяев, одному из которых было уже двенадцать, а другому девять, скептически отозвалась о небритом, волосатом, пропитанном пивом существе, что проживало рядом с ней на одной жилплощади и спросила:

– Ну, а твой-то как?

– Мой-то? Да вроде ничего… – в тон ей откликнулась Наташа.

Катька потребовала подробностей, и Наташа в иронических чертах описала невзрачного претендента на ее руку и его незадачливое материальное положение, намеренно сгустив краски на тот случай, если придется в следующий раз объяснять, почему они расстались.

– Эх, подруга! Все мужики – идиоты! – понимающе откликнулась Катька и простодушно поинтересовалась: – Только не пойму, зачем он тебе такой нужен? Неужели получше, да помоложе не могла кого-то найти?!

Вспомнили свой класс, и оказалось, что многие разъехались, а те, кто остался, живут, как могут, но есть среди них и зажиточные. Сама Катька торгует шмотками на рынке и вполне довольна. Мужу не изменяет. А муж ей?

Вроде бы нет: у них хоть и без огонька, но регулярно. А впрочем, кто его знает!

Когда расстались, Наташа подошла к окну с видом на запад, кинула взгляд в ЕГО сторону и язвительно усмехнулась: «Любишь, говоришь? Ну, ну!..»

Ближе к вечеру позвонила Мария.

– Не звонил? – был ее первый вопрос.

– Нет, – сухо отвечала Наташа.

– А ты?

– И не собираюсь! – гордо отозвалась она.

– Хочешь, я ему позвоню? – предложила Мария.

– Ты что, Машка, сдурела?! Не вздумай, убью! – возмущенно воскликнула она.

Вечером четвертого дня, лежа в постели, она немного поплакала. Но вовсе не из-за жениха, а из-за своей судьбы-нескладухи. Неужели ей придется начать все сначала? Нет, к Феноменко она точно не вернется. И вообще, в постель с другим ляжет не скоро.

«Если в течение двух дней не позвонит, то может смело меня забыть!» – теряя терпение, предупредила она его.

Так, дергая с двух сторон натянутую меж ними струну, рождая судорогу колебаний и прислушиваясь к неблагозвучному итогу их сложения, дожили они до пятого числа.

9

Последние два дня он прожил тихо и сосредоточенно, прислушиваясь к затухающему эху обиды, читая все подряд и обнаруживая в чужих фантазиях подобие своим чувствам и мыслям. Во всем искал он утешения, на все откликалось его раненое чувство. К концу пятого дня она уже не казалась ему ни вздорной, ни распущенной. Напротив, он жаждал ее резких высказываний и мечтал поскорее пережить с ней приступ телесной страсти. Недалекая? Вот уж нет! Расчетливая? В самом лучшем смысле этого слова! Неблагодарная? Скорее, гордая и независимая. Вульгарная? На самом деле он гораздо вульгарнее ее. Капризная? Помилуйте, да ведь это самое важное женское качество! И, наконец, он склонен считать, что она его все-таки любит, но что-то мешает ей в этом признаться.

«Непростительны ошибки лишь тех, кого мы больше не любим» – читает он, и слова эти окончательно обращают недостатки невесты в нечто воздушное и мечтательное, отдающее запахом ее духов.

Вечером пятого дня он смотрел по видео знаменитый «Дневник памяти». История, от которой пять дней назад он, скорее всего, отмахнулся бы, на этот раз сделала его своим самым трепетным участником. И когда в конце пожилые герои, обнявшись, решили умереть здесь и сейчас, к горлу его рванулись слезы, и он едва не заплакал:

«Что я делаю! Что! Я!! Делаю!!!»

В том месте, где еще недавно у него пылала обида, возникла тихая паника, и звук непоправимой беды послышался ему вдруг, словно треск подгнивших над пропастью мостков. Он схватил трубку и вызвал ее номер. Было около двадцати двух часов по местному времени.