Необыкновенный паззл

Так они и шли, шли, шли, пока, наконец, беснующиеся по небу облака, не воссоединились в одну большую, свинцовую, угрожающую дождём тучу, которая в какой-то момент поглотила солнце, отправив в застывшую околоземную духоту порыв яростного ветра. Тут же вдали тихо, урчаще загромыхало, повторился стлавший вокруг кустарники и травы ветродуй.

– В укрытие пора, Искандер, сейчас ливанёт, – справедливо отметил Шломо, придерживая рукой кипу.

– Вон укрытие, – кивнул татарин на дальнее, разлапистое и громадное дерево, как-то выделявшееся в степной равнине между своих собратьев.

Туда путешественники и повернули. Едва спрятались под обширной кроной гигантского вяза, как стали шлёпать по листве первые крупные капли, а гром уже вовсю сотрясал атмосферу над ними. Потемнело, и мимо шмыгнул какой-то хорёк, испуганно шмякнувшийся в высокую траву кустарника.

Путники между тем расположились плотным лагерем вокруг древесного ствола. Расселись, прилепились спинами к шершавой коре, мягко свалился в траву и единорог. Тут же Искандер раскупорил поношенный свою рюкзачище, а Шломо полез в котомку.

И пока вокруг яростно хлестала дождевая стихия под свирепый громовый скандал, они обедали. Достали лепёшки, колбасу варёную, яички вкрутую, сыр, помидоры с огурцами и луком, вытащили бутыль вина и принялись за дело. Горемыка жевал припасённую у Остапа пиццу, запивая налитой в мисочку минералкой. А Мира просто хрумкала печенье и конфеты.

– Искандер, ты чому пьёшь вино? Вам пророк запретил…

Посмурнел Искандер, отпивая из стаканчика:

– Ну чего ты пристал, еврей? Я такой вот, я пью. Пускай харам, пускай нарушаю, но что поделать? Я грешен. А кто не грешен?

Кивает согласно Шломо.

– А я шо? Я ж не обвиняю, пей, веселись, если тяга имеется. Главное, – не увлекаясь. Ты любишь увлекаться вином, Искандер?

– Мне увлекаться некогда и никак нельзя. У меня Горемыка на попечении. Если мне начать увлекаться, то кто же будет делать шоу и зарабатывать гроши?

Кивает в согласии головой Шломо:

– Верно говоришь. Гроши работать надо, а повеселиться успеем. Смотрите-ка, радуга…

Вверху, в просветах постепенно расчищавшегося от туч и дождя неба, действительно пырснула слабенькая поначалу, но мгновенно укрепившаяся радуга. Раскинулась ярким коромыслом от дальнего горизонта до леска, видневшегося вдали, с другой стороны поля.

Вскинулась с криком «Уррраааа» Мира, всхрапнул радостно Горемыка, да и Искандер со Шломо заулыбались, любуясь красотой. Всё дышало сейчас, после быстрого летнего ливня, каким-то будоражившим, окрылявшим свежестью обновлением, и раскинувшаяся по небу радуга была тем самым его символом, который обещал только хорошую, наполненную счастьем жизнь…

Но внезапно, из чащи этого самого леска выдвинулась какая-то чёрная точка. А за ней ещё одна, и ещё, и ещё-ещё, много точек. Двигались они лихо, увеличиваясь в размерах, – уже можно было понять, что это вполне себе приличные махины автомобилей – всё одинаковые, как на подбор.

Шломо внезапно ойкнул и как-то странно засуетился, скидывая остатки припасов в котомку.

Искандер, подозрительно его оглядев, спросил:

– Это что значит, еврей?

– Конармия, Искан. Бич нашего региона, едут то ли на охоту, то ли уже обратно, не разберёшь. Мирочка, а ну иди сюда, робёнок…

– Почему же конармия?

Привскочивший на ноги Шломо метнулся к девчушке, ответив со спины:

– А то сам не видишь на чём едут – Shevrolet Cone, и хоть бы одна другая затесалась у них…

Автомобили увеличились в размерах уж настолько, что стали похожими на мощные, бронированной серии внедорожные танки. Выступавшие, между прочим, прямо в их сторону, словно специально нацелившись смять вместе со старым вязом.

Искандер в удивлении приподнял бейсболку:

– Однако, кто они? Кто ездит в таких уродливых бронепоездах осмысленно?

Шломо, сплюснув испуганно Миру к дереву, как будто замыслив спрятать её в нём, отвечал в тоске:

– Это из партии национал-освободителей, УРДА. Урдаки иным словом. Защита вольной степи козацкой, да только они же и разор добрым людям, особливо нам, семитам…

– Ну и ну, – только и присвистнул Искандер.

А уже мимо неслась, громыхая музыкальными басами изнутри, головная махина урдаков. Окна автомобиля щерились приспущенными стёклами-бойницами, из которых выглядывали пушки, над покатой крышей трепыхались прапора с солярно-орнаментальными символами. И было во всём этом особое, инфернальное чувство какой-то запредельной правоты, которую излучала собой каждый из внушительно двигавшихся шевролетов.

Что удивительно, но вся урда всё же проскальзывала мимо вяза, под сенью которого перетаптывались четверо случайных путников. Видимо, для национально-освободительных сил Украины интереса они не представляли, и даже освобождать их от наличности грозным козакам было просто-напросто лень, хотя, казалось бы, – выйди да распотроши как куропаток… Но нет, шли мимо размеренно, громыхая музыкой и ревя моторами, твёрдо переваливаясь на колёсах по рытвинам едва различимой тропы.