Необъяснимые явления

В общем, особого выбора не оставалось, археологи сами провели эту ночь на раскопе. Провели мы эту ночь вовсе не плохо: в пении песен, в рассказах о женщинах, походах, друзьях и экспедициях. Жизнерадостный характер дежурства поддерживался едой и питьем, особенно огромным кофейником с крепчайшим черным кофе. Стоило археологам начать клевать носами, как мы тут же отхлебывали из кофейника, принимались орать и петь втрое громче.

То ли наше поведение отпугнуло кого-то, то ли просто ни у кого не было желания с нами поддерживать знакомство, то ли бедный Герасим был все же склонен к каким-то зловредным галлюцинациям… Словом, археологи отдежурили преспокойно, получивши все основания злорадно ставить на дежурство остальных. Наверное, мы бы даже получили удовольствие от самого дежурства, если бы меньше боялись.

Продолжение второе

Вечером следующего дня мне надо было в Красноярск. Аэропорт находился в пятнадцати километрах от раскопа, билеты куплены заранее, и никакой проблемы не возникло. Если Герасим боялся улетать с этого аэродрома и требовал отвезти его в Абакан – его дело.

Вместе со мной летел в Красноярск местный парень из деревни Калы – комбайнер по имени Толик. Толика хорошо знала экспедиция, потому что он привозил жбанами самогонку, а в самой экспедиции помог соорудить замечательный самогонный аппарат. Он как-то подогнал свой комбайн прямо к огромной полосатой палатке, в которой экспедиция держала кухню. Тут и готовили, и кормили народ. Вся экспедиция, все двадцать или тридцать человек помещались в палатке с комфортом. Неудивительно: в такую палатку можно легко загнать «газик» и даже небольшой грузовик, потому что такие палатки выпускаются как раз для автомобилей. Надо поработать в экспедиции, чтобы оценить – садишься за стол с клеенкой, вытягиваешь ноги. Тепло, уютно, на чистом столе – цветы, сахарницы, солонки.

В тот раз в палатке устраивали массовую пьянку, и все вошли, всем было вполне даже просторно. Только вот свечей и керосиновых ламп показалось мало; и тогда Толик у окна поставил свой комбайн и направил свет фар прямо на стол.

В самой пьянке я помнил, честно говоря, только начало: как раскупоривали водку, как Б. с художниками пели из Городницкого «На материк, на материк… на Магадан, на Магадан…».

Потом Кузьмин читал наизусть Мандельштама, и это было красиво – грассирующий сильный голос при колышущихся от табачного дыма свечах за пиршественным столом.

Потом опять пели… вернее, пел один, солировал Гена. Вообще-то уже лет десять, как Геннадий Иванович, но в экспедиции он отдыхал и в ней прочно оставался «Генкой». Он тоже пел, и тоже память сохранила лишь обрывки:

На параде к тете Наде молодой комиссар
Подошел и сзади, сзади зорко смотрит в небеса.
Флот воздушный, флот воздушный в небесах, в небесах,
А тете Наде стало душно в длинных байковых трусах… —

выпевал Генка.

А вдоль Манежа конница идеть
И на колесах тащить бронепоезд.
А тетя Надя не даеть, а тетя Надя не даеть,
А комиссар уже снимает пояс! —

радостно подхватывал хор.

Потом кто-то падал под стол, а на столе стала танцевать ветеранка экспедиции, Наташка. Была она… немолодая, конечно, но и нельзя сказать, чтобы старая. Почему-то хотя ее помнили все, в том числе самые старые, и с самых древних времен, она как была, так и осталась – Наташка, и притом без отчества.

Запомнилось, как Толик отбивал такт в ладоши, приплясывал возле стола при свете керосиновых ламп и фар собственного комбайна.

Так что с Толиком мы были знакомы, и было даже хорошо лететь с ним вместе. Но Толик, оказалось, на всех нас теперь очень обижен, потому что мы в наших экспедициях напридумывали ентих научных штучек, от которых трудящему только тяжело делается…

Не без труда удалось «разговорить» Толика. Его рассказ я привожу без комментариев. Толик рассказал, что вчера в деревни Калы устроили танцы; танцевать стали под магнитофон. Под какой магнитофон? Под ленточный, какой же еще.

Часов в 11 пришла женщина. Красивая такая. Ну, еще платье такое коричневое, плотное такое. А лицо? Ну, и лицо было, ясное дело. Только не узнал Толя никого, не было ни у кого здесь такого лица.

Такого красивого? Ну да, и красивого… И вообще… Ну не было такого… Особенное оно, а кто его знает, как объяснить, чем особенное?

Как она пришла, магнитофон заглох. Почему? Этого никто не знает. Парни в магнитофон полезли чинить, а потом радиолу поставили, а радиола не играет! Почему? Ну кто же знает почему, откуда?! Не играет… Ну, там другой магнитофон! Не играет…

Толик – он занялся этой девушкой. Очень она понравилась Толику: необычная такая. Ну, как будто не отсюда, и вообще… Девушка такая, не очень чтобы молодая. Но и не старая, куда там. Прическа высокая, на шпильках таких. И платье коричневое, плотное.