Нэнуни-четырехглазый

Август в Приморском крае редко обходится без ливневых дождей и наводнений. Реки вздуваются, пенятся, тащат мосты, вывороченные деревья. Увлекают скот, а порой и диких зверей.

Грянуло наводнение и в это лето. И хотя дожди довольно скоро прекратились, вода в речке Сидеми спадала медленно.

С поездками следовало подождать, но у Платона объявилось дело и он, не дожидаясь спада, собрался к Янковским. Оседлал подаренную ему кобылу Рагнеду и вскочил в седло. Советовали ему ехать в объезд, по тракту через станцию Черкасскую, где был мост, но Федоров только рукой махнул:

— Буду я попусту десять верст киселя хлебать! Подумаешь — речка Сидеми. Экой Амур мне нашелся. Сегодня домой не ждите, буду ночевать у Янковских!

Пришпорил кобылу и поскакал со двора.

Подъехал к броду. Вода еще стояла высокая и мутная, кое-где завивались воронки, время от времени быстро проносило подмытые с корнем деревья. Кобыла замотала головой, заупрямилась.

Платон не привык, чтобы лошадь ему не повиновалась. Огрел Рагнеду плеткой и смело въехал в реку. Кобыла сделала несколько неуверенных шагов и, наконец, поплыла…

* * *

Через двор сидеминской усадьбы шла Анна, проводившая дома летние каникулы. И вдруг заметила оседланную лошадь без седока. Некоторое время смотрела на нее с недоумением, потом бегом кинулась в дом.

— Мама, там оседланная лошадь пришла во двор без никого! Посмотрите скорее, мне кажется, это Платонова кобыла.

Ольга Лукинична опрометью выбежала на крыльцо.

— Батюшки-светы! Рагнеда, конечно, Рагнеда! А где же Платон?! Ах ты, господи, папа-то уехал в лес. Нютка, ищи братьев, пусть скачут по обратному следу. Сейчас, после дождей, его на сырой земле хорошо видать. А ты запрягай телегу и гони за ними. Мало ли чего могло стрястись, может, подвезти надо будет.

Крупный след подкованной Рагнеды в самом деле был заметен достаточно ясно. Но он привел Юрия и Яна не к броду, а значительно ниже по течению. Увидев мутную, пенящуюся речку, они поняли, что случилась беда.

Где искать? Ясно, что не против течения. Поскакали к устью. Но еще не доезжая сотни шагов до бара, заметили на песке у воды что-то темное.

— Вон, смотри! Кажется, он!

Они бросили лошадей и подбежали к лежавшему на отмели человеку. Платон лежал, как во сне, ничком. Голова слегка повернута, ветер играл в густой золотистой бороде. И только нелепо торчала в сторону искалеченная тигрицей правая рука.

Юрий опустился на колени и машинально тронул знакомую руку: она показалась ему холоднее воды в реке и уже не гнулась.

Он распрямился, судорожно глотнул воздух, глянул в небо и застыл в оцепенении. Небо и облака вдруг подернулись какой-то дымкой и перед глазами промелькнули картины детства. Вот в прокопченной домашней кузнице Платон бьет кувалдой по раскаленной добела подкове; вот с развевающейся бородой скачет в объезд с пикой у седла; вот пьет чай, утираясь красным платком. И последнее: эта рука с плеткой в воздухе, а рядом оскаленная пасть тигрицы.

Показалось даже, услышал крик: «Ребятушки, выручайте!»

И он со всей ясностью понял: нет больше их дорогого дядьки Платона и поздно его выручать. Не выгреб он искалеченной рукой, когда выбросила из седла суковатая лесина, с которой посреди мутной реки свела его судьба…

Вдруг Юрий услышал всхлипывания. Худенький Ян вытер рукавом глаза и отвернулся.

Подъехала на телеге Анна. Она плакала открыто, не стесняясь. Все трое встали на колени перед телом незабвенного друга и склонили головы. Следом прискакали Александр и Андрей Агранат. Все вместе нарвали и нарезали травы и цветов. Заполнили ими телегу и осторожно опустили на траву тяжелое тело.

Михаил Иванович сам выбрал место для могилы. Похоронили Платона Федорова на домашнем кладбище, в кольце из хвойных деревьев, рядом с маленьким Сережей, умершим в то лето, когда старшие братья были в Корее. Могилу украсили цветами, поставили большой крест.

Доставленный из Барабаша священник ходил вокруг, читал молитвы и размахивал кадилом, распространяя сизый, душно-скорбный дымок ладана…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ОТЕЦ БОЛЬШЕВИКА

Солнечным июньским утром по гладко накатанной проселочной дороге мягко катился запряженный парой гнедых высокий двухколесный экипаж «американка». Дорога вилась среди темно-зеленых дубовых рощ и усыпанных цветами полей, взбегала на невысокие увалы, скатывалась в распадки. Сильные лошади легко преодолевали подъемы и встречающиеся ручьи, мерно позванивали бубенчики.

В экипаже сидели двое: хозяин Сидеми знакомил с полуостровом начальника Южно-Уссурийского округа Александра Васильевича Суханова.

Выезд проскочил темную рощу, впереди открылось залитое солнцем обширное пастбище. В дальнем, его конце, поблескивая боками, бродили рыжие, гнедые, вороные кони. Возле них гарцевали два верховых пастуха. Михаил Иванович обернулся к гостю.

— Вот присланный вами жеребец — глава этого косяка. Добрый конь, дает неплохое потомство.