Немые свидетели

Криминалист внимательно осмотрел тетради.

— Вы правы, это рука переписчика. Почерк средней выработанности, нечеткий, нестройный. Что можно сказать по первому впечатлению? Записи вел человек, не слишком часто упражнявшийся в латыни. К тому же здесь, — криминалист указал на первую тетрадь-черновик, — он явно писал под диктовку.

— Вы в этом уверены? — спросил Раскин. — Ведь если под диктовку, то это кое-что проясняет.

— Совершенно уверен. Посмотрите на характер исправленных ошибок. Такие ошибки, как правило, делаются людьми, которые что-то записывают на слух. Можете мне поверить. Что же касается исправлений, то мне потребуется несколько образцов почерка Леонарда Эйлера и его сына.

Прежде всего криминалист исследовал почерк, которым внесены исправления в рукопись учебника. Это был почерк выработанный, четкий, стройный, конструктивно простой, имеющий средний и малый размер букв и цифр, правый наклон, средние разгон и связность. Записи исполнены в среднем темпе.

Затем криминалист по тринадцати фотокопиям изучил почерк Леонарда Эйлера. Рукописи Л. Эйлера также отличает выработанный почерк, но темп письма быстрый, размер букв малый и почерк по строению конструктивно сложный. Остальные общие признаки совпадали.

Сравнивая записи в тетрадях с почерком Леонарда Эйлера, криминалист установил: они имеют отдельные совпадения не только в общих признаках, но и в ряде индивидуальных: особенности направления движения при выполнении буквы «S», расположение точки начала движения в букве «h», относительные размеры и форма площадей, очерченных штрихами в буквах «b», «l», расположение точки пересечения штрихов в букве «t».

В то же время выявились и различия в степени выработанности почерка, темпе письма, размере букв, строении почерка в целом, а также в ряде очень существенных индивидуальных признаков: особенности направления движений при выполнении буквы «а», расположение точки начала движения в буквах «r», «G», способ начала движения в букве «Z», способ окончания и расположение точек окончания в букве «x», относительные размеры и расположение элементов в буквах «F» и «p» и т. д.

Отдельные совпадения не составляли комплекс признаков, присущих только определенному лицу. Криминалист объяснил их привычным для многих тогдашних людей написанием ряда букв на латинском языке. Что же касается различающихся признаков, то они относились к редко встречающимся, и их комплекс позволял прийти к выводу: записи сделаны не академиком Л. Эйлером, а кем-то другим.

Затем криминалист сравнил записи в тетрадях с образцами почерка Иоганна-Альбрехта Эйлера и установил полное совпадение как в общих, так и в частных признаках буквенного и цифрового текстов.

Итак, исправления и изменения в текст учебника элементарной геометрии XVIII века внес Иоганн-Альбрехт Эйлер. Оставалась только одна непонятная деталь: зачем Иоганну Эйлеру, отнюдь не страдавшему слепотой, понадобилось диктовать свой труд переписчику?

Математиков же смущало другое. Они не сомневались в выводах криминалистической экспертизы. Исправления в рукопись учебника, несомненно, внесены Иоганном Эйлером. Сомнение вызвал самый факт авторства Иоганна Эйлера. Тем, кто знаком с другими, опубликованными работами Леонарда Эйлера по элементарной геометрии, ясно, как близок к ним учебник. Есть множество буквальных совпадений в последовательности изложения отдельных вопросов внутри каждого раздела. Сходство и в оригинальном изложении теории параллельных прямых, и в присутствии одной и той же теоремы о сечении параллелограмма произвольной прямой на две равные части. Кроме того, в рукописи часто встречается знак «π», который ввел в широкое употребление именно Леонард Эйлер. Он же (и это характерно для него) ввел в элементарную геометрию алгебраические и тригонометрические методы. А одинаково оформленные таблицы величин внутренних углов правильных многоугольников? И наконец, употребляемая именно им символика и рассмотрение задач определенного типа?

Конечно, кто-нибудь может спросить, где доказательство, что и при написании учебника элементарной геометрии сын опять-таки не использовал идеи и примеры отца?

Но такое доказательство теперь было. Это стиль. Иоганн Эйлер мог пользоваться идеями отца, их почерки могли быть похожи, но излагать мысли, как отец, он был не в силах. Ведь стиль — это человек!

Но тогда почему все-таки исправления в рукописи выполнены Иоганном Эйлером?

Ответ дал Н. М. Раскин, биограф великого математика. Ответ оказался удивительно простым и естественным.

Почти полностью ослепший Леонард Эйлер сидит в кресле. Перед ним внушительных размеров аспидная доска, на которой он записывает мелом мысли, формулы, задачи. Рядом с ним — кто-то из учеников, чаще всего сын Иоганн-Альбрехт Эйлер, который тут же обрабатывает записи отца.

Здесь уже криминалист мог сам продолжать рассуждения. Он отлично знал теорию почерковедения, которая признает, что в результате длительного совместного общения в почерках двух людей могут возникнуть одинаковые признаки.