Порой я ненавижу слова…
они слишком похожи на недо-тело Арне…
А еще слишком похожи на бывшую рафинированную меня,
жившую в разладе с собой, зато в мире с комплексом чужих заблуждений,
пока Люка не выпросила из небытия меня настоящую.
Нерестящиеся кораллы
Стоять на своем – лучшая из тактик, но требует искушенности или самозабвенности…
а я… перламутром сомнений выстлан изнутри мой пустой череп,
лучи явлений проникают через линзу глаза, шарят по своду, от этих щекотных касаний из открытого рта выпадают слова невпопад…
мне нравятся вагоны с креслами-как-в-самолете
– электрички или поезда,
как «Сибелиус», идущий из Питера в Хельсинки…
и если нельзя сидеть рядом с тобой,
то хотя бы
сжимать в руке телефон,
он
часто озаряется синим «Принято 1 сообщение»
я сообщаюсь с тобой,
а поезд жестко скользит вдоль рельсы,
сообщаясь с нею
смотрю в окно – пейзаж нестабильней меня
утешаюсь и заключаю,
что
ритмичное трение движет собою все,
будь это ритмика упругих фраз в молитвослове,
или синусоиды ссор-примирений,
или позвякивание ложки в чашке эспрессо,
или звук молока на пути из вымени в дойницу…
а все-таки жаль,
что
ритм не-сидения рядом с тобой такой сложный
никогда
вот так чтоб нюхом, вкусом, касаньями, кусаньями любить бездумно, как животное, – упоительно и самозабвенно, повизгивая от тактильного восторга
вот так теперь люблю – задыхательно
сегодня целовала тебя и ощутила, словно у меня во рту мягкая роза – сладкая, бархатистая, чуть подвявшая… я могла бы перебирать языком ее лепестки бесконечно…
нет,
какой бы диковиной, состоящей из нечаянных фобий и божьих обмолвок, ты ни была, не надейся особо
если мужчина возьмется тебя пронести через жизнь, то, скорее всего, он не подозревает о том, кто ты, а любит тебя за детский абрис скулы и нежную припухлось век,
он терпелив, потому что снисходит, не вникая,
с таким будет тепло и пресно, надежно и тоскливо, сыто и постыло.
а если мужчина поймет твой состав, и его затрясет от твоей алхимии звуков, касаний, запахов, контуров,
то вряд ли такой будет терпелив с твоими фобиями, печалями, уходами в себя и прочь…
понявший тебя – однороден тебе, а потому
сам спеленут страхами, нервами, болями,
и тебя не снесет – упадет, уронит…
развлекаюсь чтением свитка с приговором – прикольней всего читать акростихом, думать, что это код, и играть
в расшифровку.
А может,
мужчина пытается уяснить, куда проникает духом женщина, танцуя, рисуя, играя, пиша, и хочет попасть туда же, овладев женщиной…
попасть хотя бы ненадолго,
лишь бы успеть смазнуть со стен золотой патины тайны…
Не в этом ли и для женщин привлекательность осененных талантом – в возможности заглянуть за глазами другого, одновидового существа, делаясь с ним одной плотью на миг,
на один возвышающий миг.
…Как только доверяюсь тебе, как только расслабляюсь, тут же подстерегает яма – тебя не оказывается…
то есть ты есть и даже думаешь, что со мной, но я не
…мои ожидания – кто искажает их, уродует и раздувает в те немыслимые притязания, какими они видятся тебе…
я хочу лишь одного – континуум ощущения присутствия тебя
всегда.
На расстоянии друг от друга, в ссоре, в близости, во сне – всегда ощущать непреложность континуума.
Знать, что может порваться само время или обрушиться пласт пространства, но твое присутствие никуда не денется – оно как позвоночный столб, держащий меня…
я не ощущаю его – вот в чем дело…
я делаюсь бесхордовым существом, прозрачным желе, когда теряю частоты твоих волн…
не потому, что ты пропадаешь, а потому, что я не научилась еще, не отладила радар, и мне нужна помощь в настройке, нужна снисходительность к промахам, нужны терпение и подыгрывание…
но в нас обоих царствует страх, что так будет всегда, и гордость – нормальная гордость, и простое непонимание…
обычное дело.
земля.
Вот и все.
но
это не больно,
потому что не жаль ни дня, ни нерва, вложенного в это не больно,
но нос заложен от слез почему-то…
видимо –
…Перечесть «золотую ветвь» – выплывает подсказка…
я покорно плачу – это не больно,
потому что не жаль ни слезы, ни смеха, вложенного в
когда еще было больно.
А теперь осталось полить слезами, чтобы лучше росло
дерево познания отчуждения – неприхотливый дичок.
каждый посадит такое однажды.
Тяготишься моим цеплянием за тебя – «несвобода»…
это ведь такая цена – платить своей несвободой за мою.
форма жизни любви – неощутимое взаимное рабство, где каждый хозяин другому, где двое – одна плоть…
ты не знаешь, как я пуглива – видишь, уже отдернула руку, прикусила губу, и даже не мычу как немая
опустила глаза.
отпустила.
я же думала – мы держимся друг за дружку в этом водовороте будней.
я не знала, что есть вещи главнее для тебя.
вот и все. меня относит все дальше.
а скоро
утянет глубже.