Немного солнца в холодной воде

грома бросила трубку. Он переживал свою обиду под добродуш-ным взглядом хозяйки кафе и, почувствовав наконец, что она на него смотрит, вымученно улыбнулся.

- Чудесная погода,- сказал он.

- Пожалуй, слишком жарко,- с готовностью отозвалась хо-зяйка.Наверняка будет гроза. Он ухватился за эти слова:

- Скажите, а вы боитесь грозы? Она рассмеялась:

- Грозы? Да вы шутите! Налогов - вот чего мы боимся.

Она уже собиралась было распространиться на эту тему, но, увидев, как Жиль изменился в лице, движимая природной добро-той и тем непогрешимым чутьем, которым нередко наделены хо-зяйки маленьких кафе, привыкшие с первого взгляда узнавать и одиноких, и счастливых, и опустившихся людей, добавила:

- А вот, возьмите, моя племянница, она родом из Морваиа, там ведь грозы бывают ужасные, так она никак не могла к ним привыкнуть. Скажем, сидит она, обедает, и вдруг ударит гром - она сразу под кровать лезет. Ничего не поделаешь: нервы.

- Да,- обрадованно повторил Жиль,- ничего не поделаешь:

нервы.

И он подумал, что до сих пор Натали занималась гораздо больше его нервами, чем своими собственными, и то, что они по-менялись ролями, пожалуй, даже и справедливо. Он завел долгий разговор с хозяйкой, угостил ее портвейном и сам выпил с ней несколько рюмок этого сладкого вина, которое раньше терпеть не мог, но теперь оно напомнило ему коктейли его зятя, и наве-селе, настроенный уже гораздо оптимистичнее, вышел из кафе. А теперь надо идти объясняться с Элоизой. Завтрашний день он проведет в редакции, попробует раздобыть немного денег и .вече-ром же сможет выехать. Он уже представлял себе сто километров в машине рядом с Натали, эти ночные, волшебные сто километров, эти сто километров признаний в любви. Почему он сказал ей, что они увидятся только через неделю или через две? Видимо, это была попытка самозащиты, попытка внушить себе и внушить ей, что он вполне может прожить неделю без нее, а также попытка внушить себе, что еще существует Париж, и тщеславные притяза-ния, и друзья, но все эти уловки оказались тщетными, потому что вот уже два дня ничего этого для него не существует, и он ничего не видит и ничего не чувствует, и единственное, что живет в нем,- это холмы Лимузена и лицо Натали. Но что она поду-мает, когда увидит, что он так быстро вернулся, когда поймет, что он уже прикован к ней? Не возникнет ли у нее неизбежная и чересчур спокойная уверенность, которая появляется, как только отпадают сомнения? Или она обезумеет от радости? Он вспоми-нал ее глаза, полные слез, тогда, на вокзале, потом сухой голос сегодня по телефону, и решил, что, видимо, существуют две раз-ные женщины, и, умножая, усложняя, затемняя различные об-разы Натали, он был уже на грани настоящей любви.

Когда он вошел, Элоиза смотрела телевизор, но тут же вско-чила и бросилась ему на шею. Он вспомнил, как давным-давно разыгралась точно такая же сцена, и удивился, что с тех пор еще и месяца не прошло. Казалось, с тех пор случилось столько всего... Но что же, в сущности, случилось? Две недели он смер-тельно скучал у сестры, потом десять дней предавался любви с какой-то женщиной. На этом, при желании, можно было бы по-ставить точку. Но ему не хотелось, вовсе не хотелось ставить точку.

- Ну как, все хорошо? Видел Фермона?

- Да,- ответил он,- видел, все в порядке.

Жилю не хотелось вдаваться в подробности, рассказывать об истории с Гарнье. Не хотелось говорить об этом ни с кем, кроме Натали. Возможно, любовь иной раз можно определить как же-лание делиться всем только с одним человеком.

- Портвейна у тебя нет? - пробормотал он. И сразу же осекся: он ведет себя, как гость.

- Портвейна? Но ты же терпеть его не можешь...

- Я выпил уже три рюмки, мешать не хочется, а мне...- сказал он, откашлявшись,- мне нужно выпить.

Ну, вот. Начало положено. Она спросит: "Почему?" - а он от-ветит: "Потому что я должен с тобой поговорить". Но она ни о чем не догадывалась.

- О, я понимаю! - воскликнула она.- Бедненький, ты так устал. Подожди, я сбегаю вниз, в магазин, и сейчас же вернусь.

- Да не нужно! - воскликнул он в отчаянии, но за ней уже захлопнулась дверь.

Он подошел к окну и увидел, как она пересекает улицу своей танцующей походкой манекенщицы, как входит в магазин. Словно затравленный, он огляделся: на низком столике лежали его любимые сигареты и аккуратно сложенная вечерняя газета, в вазе стояли свежие цветы. Не заглядывая в спальню, Жиль уже знал, что его белая рубашка и легкий серый костюм разложены на кровати. И даже медведь, этот ужасный плюшевый медведь, о котором он ни слова ей не сказал, исчез куда-то. Должно быть, Элоиза принимала его молчание за деликатность, тогда как объ-яснялось оно лишь полным безразличием. А он вчера, не думая ни о чем, овладел ею и вообще вел себя по-хамски. Жиль был са-мому себе противен. И обо всем этом он тоже расскажет Натали, ничего от нее не утаит. Он заранее гордился своей откровенностью и самоуничижением, не задумываясь над тем, какую роль в его ис-поведи будет играть желание смягчить свою вину и придать в гла-зах Натали больше ценности разрыву с Элоизой.