— Поищем, чем заменить.
Посланник вспомнил про любовь в кипарисовой роще:
— Разве что кипарисовой рощей… Но это на любителя… Когда будет что-то конкретное, заходите.
Шолохов еще что-то говорил. Посланник его слушал вполуха, а когда тот ушел, подумал: «Послать бы его куда-нибудь в командировку».
Глава пятая
20. Пятьдесят оттенков желтого
Посольство продолжало работать. Получали почту из Москвы, посылали в Москву справки, проводили собрания, ездили на пляж, провели праздник Нептуна. Доктор не напоминал о скелете. Завхоз свез все брошюры в потайную комнату и повесил замок.
— Зачем замок? — спросила его Света.
— Для порядка, — ответил он.
Однажды посланник, сидя у себя в кабинете, услышал шум на дворе. Он выглянул в окно и, к своему удивлению, увидел небольшой грузовичок и трех местных, разгружающих какие-то тюки. Он нажал на кнопку. Явилась Света.
— Узнай, что там происходит.
Через пару минут в кабинет ворвался запыхавшийся Женя.
— Что за грузовик у нас во дворе?
— Сгружают тюки.
— Какие тюки?
— Дура! Ты понимаешь, она дура.
— Кто?
— Наша бухгалтерша.
— Эка новость. Что за груз?
— Мохер. Желтый. Тот, что она заказывала. Эта дура перепутала количество мотков с килограммами. И вместо шестидесяти двух мотков ей пришло шестьдесят два килограмма мохера. Это тысяча пятьсот пятьдесят семь мотков. И все желтые.
Посланник не удивился. За свою длинную дипломатическую жизнь он с таким уже встречался. В одной стране юный дипломат решил заказать 24 музыкальные кассеты. Там, где указывается количество заказываемых кассет, он поставил порядковый номер, и юному дарованию пришли 24 кассеты с одним концертом, 23 — с другим и так далее. Посол в стране был кадровым дипломатом, а посему трусливым и осторожным. Он запретил дипломату продавать кассеты советским служащим, дабы не способствовать противной советской морали спекуляции. А посему дипломат отвез все кассеты в Москву и там продал их, как он потом докладывал по секрету, «по очень хорошей цене».
В сопровождении Светы и Жени посланник вышел в посольский холл и увидел бухгалтершу, пинкертона и Шолохова. Рядом с бухгалтершей лежали четыре огромных тюка.
Бухгалтерша кудахтала:
— Что я буду делать! Что я буду делать!
— И действительно, что будете делать? — спросил посланник.
— Надо открыть магазин и продавать, — посоветовала Света.
— Отличная идея, — поддержал ее посланник. — Представляешь: туземец в набедренной повязке из желтого мохера. И бабы на рынке в мохеровых кардиганах. И все желтые. На улице все в желтом мохере. Меня принимает президент в смокинге из желтого мохера. И я весь такой желтенький-желтенький, что канарейка.
— Я нашел! — заявил Бегунов.
Женя считался в посольстве мастером по выходу из затруднительных положений. Правда, чаще всего этот выход оказывался сложнее, чем само положение.
— Они допустили ошибку. Мы просили желтый мохер цвета amarelo, а они прислали мохер канареечного цвета, canário. Мы вернем им назад и напишем: нам не нужен ваш canário, мы заказывали amarelo.
— Верно, — поддержал посланник. — Они извинятся за canário и пришлют полторы тысячи amarelo. А в качестве компенсации подарят весь amarelo. Тут уж точно магазин открывать. Canário! Amarelo!
— У меня нет денег, чтобы оплатить, — стонала бухгалтерша.
— Вы же, Клавдия Ильинична, собирали на машину, — не без ехидства заметила Света, она не любила бухгалтершу. — Теперь вместо машины купите мохер.
— Пустят ее в Москву с таким количеством мохера? — спросил Женя пинкертона.
— Не пустят. Коммерческое количество. Арестуют за спекуляцию прямо в Шереметьево.
— Сколько дадут?
— Год, не больше. А мохер конфискуют.
— Что же все-таки делать? — спросила посланника Света.
— Естественно, надо отсылать назад. Но нужна веская причина.
Бухгалтерша взяла Шолохова за руку:
— Антон Павлович, придумайте что-нибудь, вы самый умный из нас.
Тот важно откашлялся и изрек:
— Фирма голландская. Надо послать ноту посольству Голландии. А так как посольства Голландии на острове нет, то послать ноту посольству Франции, ибо оно представляет интересы Голландии.
Посланник поддержал:
— Верно. Но лучше сразу в ООН. В Совет Безопасности. Осудить Голландию за желтый мохер.
Пинкертон размышлял вслух:
— Надо придумать причину, по которой вернуть шерсть.
И тут Бегунова осенило:
— Нет ничего проще… Вы, Клавдия Ильинична, скончались. Померли.
— Как померла? — обиделась бухгалтерша.
— Окончательно.
Она пыталась возразить:
— Но я…
— Померли. А раз померли, значит, вас нет. Нет.
И она поняла:
— Правда, померла. Ой! Померла. И платить не надо. И платить не надо!
— У вас родственники есть? — спросил посланник.
— Тетя Вера Пантелеймоновна и племянница Женечка.
— С них и удержат в десятикратном размере.
— И родственники тогда уж точно вас замочат, — со знанием дела заключил пинкертон.
Но у Жени, как всегда, нашелся выход:
— Хорошо. Не умерла. Вышла замуж.
Света всплеснула руками:
— Это уж совсем нежданно-негаданно.
Женя продолжал:
— Вышла замуж, а у ее супруга… аллергия на шерсть.
— На мохер, — уточнил пинкертон.
Женя не согласился:
— На всю шерсть. А то пришлют желтую ангору.