Нелло и Патраш

Нелло и Патраш остались совершенно одинокими, так как за неделю до Нового года умер старый дедушка. Он уже давно был разбит параличом и мог только слегка шевелить, руками и слабым голосом сказать пару ласковых слов. Однако, эта утрата была чрезвычайно тяжела для них обоих. Дедушка тихо скончался во сне, и когда на рассвете зимнего утра они увидели его безжизненное лицо, то их горю и отчаянию не было предела.

В снежный зимний день Нелло и Патраш шли за гробом старика. Больше никто не провожал его на кладбище — только юный внук и старая собака.

«Теперь он, вероятно, смягчится и позволит горемычному мальчику приходить к нам», думала мельничиха, поглядывая на своего мужа, который молча курил трубку.

Когес как будто догадывался, о чем она думает. Он мрачно смотрел в окно на проходившую мимо жалкую похоронную процессию и пробормотал:

— Нечего с ним водить знакомство.

Женщина не решилась возражать. Однако, когда похороны кончились и Нелло с Патрашем прошли обратно мимо их дома, она послала Алоизу положить маленький венок из бессмертников на свежий могильный холмик, еще не занесенный снегом.

Нелло и Патраш в унынии возвратились домой. Даже и этого убогого и неуютного жилья они должны были лишиться. Нелло задолжал за квартиру за целый месяц, и когда расплатился за похороны, то у него не осталось ни гроша. Он пошел попросить отсрочки у хозяина лачуги, сапожника, который был приятелем Когеса. Сапожник на отсрочку не согласился. Это был скупой и жадный человек. За долг он забрал из мазанки все, что там было, до последней ложки и плошки, а Нелло и Патрашу велел уйти подобру-поздорову на следующее утро. Всю ночь они просидели в нетопленной лачуге, прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться.

Наутро был канун Нового года.

Когда стало светать, Нелло встрепенулся, крепко обнял своего единственного друга, и горючие слезы закапали на голову верного Патраша.

— Пойдем, Патраш! Пойдем, голубчик, — шептал он. — Не будем ждать, чтобы нас выгнали. Пойдем!

Патраш послушно поднялся, и они вместе вышли из мазанки, к которой оба так привыкли. Проходя мимо зеленой тележки, Патраш почему-то обнюхал ее. Тележка тоже была отобрана у них в уплату за квартирный долг, и упряжь Патраша с медными бубенчиками валялась на снегу. Они пошли по знакомой дороге в Антверпен. Было еще очень рано, но уже многие из соседей были на ногах. Они занимались своими делами и никто не обращал внимания на мальчика с собакой. У одной распахнутой двери Нелло остановился; дедушка не раз оказывал соседские услуги семье, которая там жила.

— Не дадите ли вы Патрашу корочку хлебца? — робко спросил Нелло. — Патраш старый и со вчерашнего дня ничего не ел.

Хозяйка быстро захлопнула дверь, пробормотав, что хлеб теперь очень вздорожал. Нелло и Патраш устало поплелись дальше, нигде больше не останавливаясь. Они с трудом добрались до Антверпена, когда часы на башне били десять.

«Будь у меня хоть что-нибудь продать на кусок хлеба для Патраша», думал Нелло. Однако, у него, кроме фуфайки и штанов на теле и деревянных башмаков на ногах, ничего не было. Патраш словно понял, чем он озабочен, и ткнулся носом в его ладонь.

В двенадцать часов должны были объявить, кто получил премию на конкурсе рисунков; поэтому Нелло направился к тому зданию, где он оставил свое сокровище. На ступеньках подъезда и в прихожей толпились юноши, — некоторые его возраста, другие постарше, и все со своими родителями, родственниками или друзьями. Сердце Нелло сжималось от страха, когда он вместе с Патрашем вмешался в эту толпу.

Башенные часы гулко пробили двенадцать. Дверь в зал открылась, и нетерпеливая, взволнованная толпа ринулась вперед. Известно было, что премированный рисунок будет выставлен отдельно от других напоказ. Глаза Нелло заволоклись туманом, голова кружилась, ноги подкашивались. Когда взор его прояснился, он увидел мольберт на высоком помосте, но не его рисунок стоял на мольберте. Чей-то звучный голос во всеуслышание объявил, что премия присуждена Стефану Кислингеру, уроженцу города Антверпена, сыну смотрителя пристани.

Что было дальше, Нелло не помнил. Когда он очнулся, то оказалось, что он лежит на мостовой, а Патраш тормошит его лапами и лижет ему лицо. Немного подальше толпа антверпенских юношей окружила победителя на конкурсе, и все с веселыми криками пошли провожать его домой на набережную. Нелло, шатаясь, встал и крепко обнял собаку.

— Все кончено, милый Патраш, — прошептал он. — Кончено.

Нелло тоже ослабел от голода и насилу шел обратно в деревню. Патраш ковылял около него с опущенной головой и поджатым хвостом.