- Что-что-штошто? - обернулась она к нему через плечо, посмотрела на него изменившимся безумным немного взглядом. Он все еще вальяжно продолжал лежать, хотя сигарета его потухла рядом с его растревоженным озабоченным лицом. В свою очередь, он очень дивился перемене, произошедшей в Рите. Она щелкнула последним крючком и побежала в темный коридор и остановилась у дверей, словно она ожидала ареста, никак не меньше. Она стояла в темном пыльном коридоре и слушала беззвучные звуки, и это была очень странная картина, очень странная. Сразу позвонили в дверь, не успели они даже объясниться. Звонок был длинный и трагически-решительный. Рита вздрогнула и бросилась открывать двери, но у нее даже на удивление не хватило сил повернуть тонкий засов на двери, так она потеряла много сил на первых переживаниях... Она беспомощно оглянулась на вышедшего к ней в халате фотографа. Вид у него был в этом халате очень красноречивый по сравнению с Ритой. Сейчас, в данную секунду он не испытывал таких больших глобальных чувств по сравнению с Ритой, у которой это было первое предательство в жизни - так она для себя это определила. И сейчас он был примитивен в сравнении с ней со своим затронутым за живое самолюбием и возмущением, со своим видом в "петушином" халате с голыми, видневшимися из-под него ногами. Он грозно прокашлялся и открыл дверь. Они оба, опережая друг друга, одолели общий коридор и оба разом остановились у прозрачной двери, за которой стоял Миша. Рита, прикусив кулак, зачарованно смотрела на Мишу и немного безумно улыбалась страшной и жалкой одновременно улыбкой. Ее немного шатало.
- Вы кто такой? - громко спросил между тем фотограф, продолжая играть свою непонятную роль. Голос у него был недовольный и резкий.
- Я? - серьезно отозвался из-за двери Миша, переминаясь с ноги на ногу и заглядывая на Риту. - А вы кто такой?
Фотограф вздрогнул. Двери он не открывал и, гордо выпрямившись, стоял приблизившись к стеклу, стараясь рассмотреть стоящего против света мальчика-юношу. Свет бил прямо в лицо смотревшим, как наиболее провинившимся, и стояла просто черная высокая фигура, и совсем не по-хулигански переминалась с ноги на ногу...
- Ты его знаешь? - спросил фотограф, обращаясь к Рите уже другим голосом.
- Знаю, - сказала она, - это Миша. Тогда он проявил мужество - иначе бы это было совсем не по-мужски: струсить вроде и не открыть двери - он открыл дверь. Миша двинулся вперед, но фотограф не уступил ему дороги, а опять повторил:
- Кто вы такой?
- А вы кто такой? - спросил тот дрожащим от волнения голосом. Он был поразительно бледным, когда он приблизился, стало различимо его лицо во всех подробностях. Губы у него были тоже белыми, как будто у него вырвали сердце или вылили всю кровь. - Кто вы такой? - сказал он ужасным голосом. Как вы можете?.. - заговорил он, не умея подобрать слова. Он оглянулся на Риту. Она сказала, продвигаясь, чтобы встать между ними:
- М-мммммми... - она встала между ними, переводя взгляд с одного на другого. Она опять стала улыбаться, как дурочка, в такой момент, рукой она стала ловить свою улыбку на лице, но никак не могла правильно попасть, чтобы зажать себе рот, а попадала то в щеку, то в лоб худой холодной рукой.
- Ты, - сказал Миша наконец, кое-как
подобрав выражения, - в школьном платье и он - старый!.. - Все, он больше ничего не мог произнести.
- Ну что? - спросил деловито холодно-оскорбленный фотограф. - Выгнать его что ли?
- Нет... - сказала Рита, а почему она не сказала "да"? Она и сама не смогла бы объяснить. Она просто что-то произносила.
- Ну так ты что, будешь с ним разговаривать? - спросил он у нее язвительно, продолжая оставаться обиженным,
- Да. Я поговорю с ним, - отозвалась она. Он удивленно посмотрел на нее и гордо отошел в сторону, потом быстро пошел к себе а квартиру и стал поспешно одеваться, чтобы не быть больше в этом смешном халате и с голыми ногами - это-то он понял.
Миша смотрел все время в глаза, взгляд у него сделался умоляющим, он смотрел на Ритино безжизненное, "раздавленное" лицо. Он жалел его, и ненависть его куда-то ушла. Он сказал:
- Поехали отсюда. Что тебе здесь делать?
- Да, действительно... - машинально сказала она, ей было смертельно стыдно. Ее уже не существовало - ее словно убили, уличили, и у нее уже не могло вообще быть чести и гордости - так она ощущала себя в эту минуту. Она опять улыбнулась. Он поразился этой ее дикой жалкой улыбке.
- Поехали, - сказал он, и она вдруг ответила:
- Нет.
- Как нет?..
- Нет, - сказала она. На самом деле ей казалось, что теперь, с этой минуты она не может делать еще кого-то несчастным, что уходить не надо, что уходить теперь бессмысленно. Она предала. Зачем нужны продолжения? Ей было очень больно внутри души, но из-за такого решения ей делалось совсем безнадежно плохо. Она не поднимала лица своего.
- Ну хочешь, я встану на колени, - спросил он, отчаявшись. Он встал на колени. Стоя на коленях в полуметре от нее, он не приближался к ней, и ей показалось, будто он теперь вообще брезгует прикасаться и трогать ее. Она зажала одной рукой глаза и сказала: