Нелюбимый

— А то мне Сашка вчера позвонил, сказал, что ты на сохранении, а для меня это как обухом по голове было… Ты? И беременна? Когда успела, тихоня?

— Дурное дело не хитрое… — вздохнула Алевтина.

— И что отец ребенка? Замуж тебя не зовет?

Алевтина не знала, как ответить на этот вопрос. Пару месяцев назад она утверждала, что они с Сашкой только друзья, а теперь окажется, что он отец ее ребенка? Странно. Но обманывать или скрывать очевидное она тоже не собиралась.

— У нас с Сашкой немного странные отношения… мы решили все силы сосредоточить на ребенке… пока что…

— В смысле? — Вера уперла руки в боки.

Алевтина молчала, только смущенно отвела глаза.

— Что ты имеешь в виду под странными отношениями? Ты с ним спишь? Это его ребенок? — она была возмущена, даже не на шутку рассержена. — Ты же сказала, что вы — друзья!

— Да. Но до того как мы решили стать просто друзьями, у нас были отношения. Вот они и закончились… беременностью…

— Ну ты даешь! — негодующе произнесла Вера. — И что мне теперь делать?

Алевтина удивленно посмотрела на нее.

— С Сашкой что мне делать? — спросила Вера, а потом сама приняла решение. — Хочешь ты или нет, но я буду за него бороться. Он уже почти мой. Осталось всего ничего. И, между прочим, твоя беременность никак не изменила его отношение ко мне. Он вчера опять до отвала заполнил наш холодильник и обещал на выходные сходить в театр со мной и девочками.

— Ну вот и хорошо, — Алевтина попыталась улыбнуться.

— Да. А ты тут давай поправляйся! Не скучай! Приеду к тебе уже в понедельник. Что-то принести? Фрукты? Шоколад? Я когда Ксюшей беременна была, шоколад тоннами ела! — Вера театрально закатила глаза.

— Нет, спасибо, у меня нет аппетита.

— Ладно, тогда не кисни. Все, пока!

Вслед за Верой к Алевтине пришла Алена. Она сразу заметила, что девушка расстроена.

— Что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, Елена Павловна, все хорошо, спасибо.

— Скажи мне, что ты решила по поводу работы? Будешь оформлять больничный?

— Да, наверное… я уже сообщила им, что надолго застряла тут. Надеюсь, что я смогу чуть позже оформить декрет…

Алена присела на стул рядом с кроватью и, чуть смущаясь, спросила у девушки:

— Скажи мне… если, конечно, захочешь говорить на эту тему… Свою специальность ты выбрала специально? Я имею в виду, ты именно об этом мечтала и поэтому пошла в патологоанатомы?

Этот вопрос Алена не раз задавала самой себе: эта профессия имела такой жуткий шлейф таинственности, что ей непременно хотелось разобраться, почему люди выбирают это направление? Ведь каждый день видеть смерть и не тронуться умом не так просто. У этих людей должна быть или железная психика, или сильный характер, или может, даже признаки психического расстройства.

Алевтина ответила сразу, даже сама себе удивилась, что решилась заговорить на эту тему. Просто с Еленой Павловной ей было легко. Особенно ярок был контраст после разговора с Верой, которая лоббировала только свои интересы. Мать Сашки же искренне переживала за несостоявшуюся невестку, и это было заметно.

— Я всегда мечтала лечить детей. И хотела стать педиатром.

— Почему же ты изменила своей мечте?

Алевтина вздохнула, нахмурилась, но все же ответила:

— Я тогда, девять лет назад, в роддоме… — ей было сложно говорить об этом, по щекам полились слезы, но она смахнула их рукавом байкового халата, и попыталась успокоиться.

Алена взяла ее за руку и чуть сжала пальцы в знак поддержки.

— Я побоялась, я испугалась увидеть его смерть… и сбежала… Я плохо помню это время. Как будто не со мной все это было. Еле вышла из больницы, после операции всего сутки прошли, но уехала к подруге в Москву. Там провалялась неделю в постели, потом пошли с ней в больницу и мне швы сняли. Я пришла в себя и поняла, что поступила безответственно. Нужно было вернуться в тот роддом и похоронить своего ребенка. Но никто так долго не держал бы труп малыша, и я понимала, что возвращаться туда нет смысла — его уже похоронили. И, возможно, в общей могиле, — она задрожала, всхлипывая.

Алена ее не торопила и вопросов не хотела задавать, видела, как сложно девушке открываться перед ней.

— Я наказала себя. За свою трусость! — Алевтина подняла подбородок и повторила: — Я заслужила наказание за то, что бросила своего ребенка, за то, что побоялась увидеть его мертвым. Поэтому я и пошла в патологоанатомы. Чтобы каждый день видеть смерть… Я не заслуживаю лечить детей, раз я даже своего сына не похоронила…

Алена не удержалась:

— Боже мой, Аля, какие глупости ты говоришь! Тебе было всего восемнадцать! Да, это, возможно, немного… не по-человечески, но наказывать себя за это и всю жизнь заниматься тем, что ты ненавидишь… это ужасно…

— Ужасно то, как я поступила со своим сыном. Мне не надо было бежать… я струсила. Предала его. А если он действительно жив? И девять лет живет в детском доме? Мне даже думать об этом страшно. Я даже не знаю, чего я сейчас хочу больше… — она запнулась, но все же решила продолжить: — Я ведь уже смирилась с его смертью, наказала себя… а если он жив? Мне же и жизни не хватит, чтобы замолить свои грехи перед ним.