— Плохо, — покачал головой Воронцов. — Надо свидетелей искать. Хотя неделю спустя, никто ничего не вспомнит. Что-то еще?
— Баллистика предварительная подоспела. Пули выпущены равно как из отечественного ПМ, но может быть и из румынской модификации. Нарезы раньше не засвечены. Дальше изучают, — сообщил Никита.
— Похоже, профессионал работал. Отпечатки стер, лицо кепкой прикрыл. От камер ушел, оружие без родословной. Попали мы, — высказал мнение Мошкович.
Он явно был настроен пессимистично.
— Что же это за киллер такой, который с жертвой на кулаках сражается? — не согласился с ним Воронцов.
— Еще, это самое, я банки проверил. Остатки на счетах у них солидные, несколько миллионов на двоих, но деньги давно не трогали. Год назад миллион сняли, но явно уже потратили. Может, преступник наугад пошел? — добавил Мошкович.
— Непонятно. Что по глухарю у тебя? — повернулся начальник к Никите.
— Выписка из адресной книги есть, спасибо Вам за молодое дарование, — Никита не стал брать на себя чужие заслуги. — Сейчас начну искать Антона этого, давшего объявление.
— Хорошо. А вы работайте с кварталом, где потерялся подозреваемый, — повернулся Воронцов к Мошковичу и Филиппу.
Никита, вернувшись в свой кабинет, принялся изучать выписку из домовой книги. Увиденное его не порадовало. Телефон, по которому звонил Сазонов, стоял в коммунальной квартире с восемнадцатью прописанными на тот момент жильцами. Среди них не было ни одного по имени Антон. Никита вздохнул и начал проверять, кто из тех жильцов остался в живых. Таковых насчиталось десять человек. Трое из них было маленькими детьми в 1995 году. Остальных Никита выписал себе в блокнотик и начал разыскивать.
Он начал с самых молодых, но двое уехали в Москву, один вообще куда-то пропал. Москвичи по телефону не могли вспомнить никакого Антона, хотя оба сказали, что квартира была проходным двором, и на тот момент там мог оказаться кто угодно. Следующими в списке Никиты были представители семьи Горшковых, мать семидесяти лет и двое ее дочек лет сорока пяти и пятидесяти. Жили они все вместе в деревенском доме по Минскому шоссе. Договорившись с ними на вечернее время, чтобы все были дома, Никита отправился обедать. Столовую главка он проигнорировал, предпочитая вьетнамский фаст-фуд с раменом и спринг-роллами.
После обеда он нашел еще пару телефонов жильцов из тех времен. Бабулька постарше оказалась в маразме и не могла вспомнить ничего путного. Вторая, наоборот, начал грузить его информацией начиная с тех, кто жил в квартире там с ее рождения. Никого с именем Антон, правда, она не вспомнила. Тем временем, в отдел вернулись Мошкович с Филиппом. Они были уставшие и злые.
— Ничего, — не сговариваясь, ответили они хором на невысказанный вопрос Никиты. — Все обошли, никто ничего не видел, не помнит, и так далее. Вечно мне самая бесполезная работа достается, — продолжил Мошкович.
— Да уж, рискуем глухарь получить, — нейтрально ответил Никита.
Через час он тронулся в гости к семье Горшковых. Огромный дом напоминал усадьбу цыганского барона своими размерами и количеством живущих там детей. Обе дочки были многодетными, поэтому даже поговорить в тишине стало огромной проблемой. Наконец, после гневного окрика бабушки, дети все освободили кухню, и Никита начал свои расспросы.
— В 1994 году кто-то дал объявление с номером телефона вашей квартиры и подписался Антоном. Не знаете кто это мог быть?
Бабушка со младшей дочкой пожали плечами, пытаясь что-то вспомнить, но дочь постарше, как показалось Никите, чуть смутившись, сообщила:
— Это друг Леньки Лобзова. Часто у него в гостях бывал.
— Эт Леньки-наркомана, чтоль? — переспросила бабушка.
— А Наташка в Антона этого влюбившись была, — смешливо хихикнула вторая сестра.
— Дура ты, просто помню его, — с вызовом ответила старшая.
Несмотря на солидный возраст, дочки начали ругаться как подростки.
— Цыц! — прикрикнула на них бабушка. — По делу говорите, человек служивый. Негоже ему ваши ссоры слушать.
— Ну часто у него бывал, Антон этот. Высокий, с длинными волосами, на гитаре еще играл. Цоя, особенно хорошо, — сообщила старшая. — Потом, вроде в бандиты подался. Я его на шестисотом Мерседесе видела с какими-то братками.
— Замечательно. А Лобзов этот, умер, если я не ошибаюсь? — уточнил Никита.
— Да, сторчался. Мать его умерла, когда ему восемнадцать было, вот и покатился по наклонной дорожке. Дружки всякие, — сообщила младшая сестра, осуждающе поджав губы.
— Хорошо, а Антон этот он одноклассник был или кем Леньке этому приходился?
Наталья, старшая сестра, задумалась и сообщила:
— Точно не одноклассник. Он чуть постарше Леньки был, тот ему в рот смотрел. Мне, значит, пятнадцать было, Леньке девятнадцать, наверное, значит ему, двадцать с чем-то.