Некромерон

— И сегодня или завтра Зелг да Кассар ступит на отцовскую землю, — закончил свой доклад господин Фафут.

— Это все просто прекрасно, господа. — Король повертел шеей из стороны в сторону так яростно, что хрустнули позвонки. — Только я все равно не понимаю, при чем мой кузен к назревающему восстанию. Он что, тайно руководит им из-за границы? Или финансирует? Или я что-то прослушал?

На лице главного бурмасингера появилось страдальческое выражение. Он еще накануне этой встречи всячески доказывал господину графу, что ему не удастся убедить короля. Он же не искушен в дворцовых интригах. Простой служака, грубый и неученый. Его дело воров ловить, грабителей сажать в тюрьмы, следить за порядком в столице и — главное — не влезать туда, куда не следует. Ибо все чародейские хитрости да тонкости внутренней и внешней политики только мешают работать. А разобраться в этой путанице он не сможет никогда, увольте. Вот женушка его с тещей, те бы сразу уразумели, чего именно хочет добиться господин граф от его величества. Фафуту сей подвиг не по зубам: как можно чего-то добиться от человека, который тоскливо глядит в окно все пять или шесть минут доклада и совершенно тебя не слушает. Наверняка даже забыл, что ты существуешь. И когда обнаруживает тебя прямо под носом, да еще уныло бубнящего какую-то чушь о тайных наблюдениях за никому не нужными крестьянами из никому не известного Виззла, то воспринимает это как личное оскорбление. Причем добрый бурмасингер не сетовал на своего государя за такое отношение. Даже сочувствовал ему. Он и сам приблизительно так же тосковал и маялся во время бесед с дорогой тещей. В гости ее отправить куда-нибудь, что ли? Так ведь нет, не поедет.

Господин Фафут так отвлекся на мысли о семейных делах, что теперь сам пропустил часть разговора.

— …можно, конечно, объявить войну, — говорил тем временем граф да Унара. — Но это очень дорого и, значит, усугубит проблему, а не решит ее. Правда, искушенные политики считают, что на войну можно списать многое, очень многое. Воодушевленный народ охотно участвует в королевских забавах такого рода: люди всегда кого-нибудь особенно сильно не любят. Написать пару лозунгов, вытащить и перетряхнуть старые идеалы — глядишь, какой-нибудь еще вполне пригоден для употребления.

Правительственное решение проблемы всегда хуже самой проблемы.

Рамон Гомес де ла Серна

— А вы циник, милый граф, — весело сказал главный казначей.

— Благодарю вас, — поклонился тот. — Но, я продолжаю, стоит ли рисковать, государь?

— А? Что? — встрепенулся Юлейн. — Нет-нет, конечно не стоит.

— Вы, как всегда, приняли мудрое решение, — учтиво молвил начальник Тайной Службы. — Ведь войну можно выиграть — со всеми вытекающими отсюда выгодами. Но можно и проиграть — со всеми вытекающими оттуда неприятностями. Ваше величество вправе возразить, что логично было бы объявить войну заведомо более слабому противнику, скажем князю Илгалийскому…

— Нет, нет, нет! — запротестовал Благодушный. — Князь Илгалии — наш верный и давний союзник. Это же шут знает что такое, если мы станем разбрасываться самыми выгодными партнерами.

Король имел в виду, что князь часто и основательно проигрывал ему в карты и, кстати, так и не погасил последний долг. При таком стечении обстоятельств было просто немыслимо назначать врагом государства доброго и неопасного соседа.

— Ваше величество сегодня в ударе, — поддакнул маркиз Гизонга. — Скупо, лаконично. Но каждое слово буквально в яблочко.

— Я рад, что повелитель пришел к сходным выводам.

Молчавший все это время господин Фафут подумал, что голос его начальника звучит, как пение сладкоголосой волшебной птицы. Сам бы слушал и слушал, не вникая в смысл этих дивных речей. Вот оно — умение обаять собеседника, вот он — дар небес. Этому не научишься. Это либо дано свыше, либо недостижимо.

— И поэтому мы с маркизом посчитали, что всплеск народного возмущения, этот поток гнева следует направить в выгодное для нас русло, — уверенно вел граф свою партию. — Тем более что поводов у нас для этого предостаточно. Одно исчезновение пресловутого Сегуги Золотые Пальцы…

— Но он же был вором? — жалобно спросил Юлейн. — Правда?

— Так точно, ваше величество! — рявкнул бурмасингер и сам испугался внезапной своей смелости. Чего он влез в разговор, кто его спрашивал?

Впрочем, и король, и оба вельможи посмотрели на него вполне благосклонно.

— Объясните мне, что плохого в том, что он пропал, — потребовал его величество. — Это же положительный момент?

— Сверхположительный, — согласился да Унара. — А то, как, где и при каких обстоятельствах он пропал, — еще лучше. Считайте, что он сделал нам на прощание огромное одолжение. Царский подарок, вполне в его духе: с широтой и размахом, не считаясь с затратами и трудностями.

— Столица бурлит от слухов и подозрений, — вступил маркиз Гизонга.