– Это что сейчас было? – осторожно спросил господин полицмейстер, не видевший призрака, но проникшийся моим напряжением.
– Не могу объяснить! – резко бросил я, подхватил собаку и ринулся прочь из башни.
Не могу объяснить. Чувствую себя так, словно я уже не я, словно меня дополнили другим человеком, с которым я плохо знаком. Так проявляет себя колдовской дар, меня предупреждали. Дар хочет колдовать. Дар дан мне не просто так, а чтобы пригодился. Но я такой колдун… Я не создаю, даже не разрушаю. Я добиваю то, что недоумерло по какому-нибудь глупому недоразумению. Когда дар рвется наружу, чувствуя верную добычу, у того я, которое не забылось и все еще я, ощущения премерзкие. Словно я тряпичная кукла, которую мотает чужая сильная рука. Я могу не поддаться, в силах не позволить этой руке вести себя. При том, что я знаю, как хорошо мне бывает, если дар развернется. Я проверил это под стенами собора. Эйфория, счастье, блаженство и воодушевление – вот что такое колдовать. Но я хочу быть собой, а не игрушкой дара. А это, оказывается, может быть больно.
Потом… Потом Бромма не спала почти до рассвета.
Мой ли это был призрак, или другой, или даже несколько, не знаю. Вакханалия шла на колокольне собора – разом раскачались и зазвонили все колокола, причем, звон был не ритмичным, как случается при соприкосновении колокола с языком, а беспорядочный, словно кто-то колотит по колоколам палкой, не соблюдая интервалов, не выдерживая ритма и тоновой последовательности. Или мечется под колокольными куполами, задевая их в бешенстве или истерике. В Бромме захлопали окна и ставни, полуодетые люди выбегали на улицу и окликали соседей, пытаясь понять, пожар это или война, и что происходит. Огня не было. Штурмом Бромму тоже никто не брал. Даже колдовские отсветы я не рассмотрел из-за луны. Безумный карильон не смолкал в течение часа. А я, злой на всех, терпел и не показывал носа дальше подоконника. Пока, наконец, в дверь со стороны улицы не забарабанили с бесцеремонной настойчивостью. Явился все тот же господин полицмейстер и господин бургомистр с ним, и еще с полдюжины значительных лиц города. Все с претензиями ко мне: дескать, это я им устроил веселую жизнь. Пока меня не было, такого тут не происходило! Кого я разбудил и разозлил, шляясь сегодня по кладбищу, пусть я немедленно сознаюсь и исправлю!
С пятого этажа притопал заспанный Душечка, помялся лестничным пролетом выше, и заскрипел ступенями обратно. Майор был, по обыкновению, пьян, его вся эта какофония ничуть не беспокоила. Тут я и понял, что ни вдовы, ни ее облезлого умертвия дома нет. И это, кажется, обещанная месть за кота, а, заодно, и за поруганный ковен. Ну и накопилось ж в пряничных домиках плесени!
Разговор с городскими чиновниками у меня получился дикий.
– Конечно! – сказал я столпам города, не трудясь пригласить их в узкую прихожую под лестницей и отпихивая ногой тявкающую собаку. – Вы, господа, наплодили в Бромме грехов и секретов. Если теперь весь мертвый ковен из-за дел на кладбище сорвется с цепи, вам целая армия упокоителей не поможет! Что у вас тут происходило, пока меня не было, вам лучше знать. Я не вижу ваших дел, но вижу их последствия, и последствия эти дрянные! Не я перекопал и перевернул все ваше кладбище, ищите виноватых среди себя. Мне из-за потревоженных могил на вас жалуются, хотите порядка – следите за живыми, а не за мертвыми, и виноватых ищите среди живых! Разберитесь между собой, господа, упокоитель вам нужен или ушат холодной воды на голову и смирительная рубашка!
Тут Тоби зашелся лаем, а господа заспорили между собой, потому что господин бургомистр выкрикивал, что он вообще не хотел приглашать некроманта, что лучше бы вызвали врачей из аннидорского приюта для умалишенных, что история с кладбищем началась сто лет назад, он тут ни при чем, а, если я не способен утихомирить мертвецов, которые обрадовались, найдя во мне родственную душу, то на днях приедут посланники архиепископа забрать своего чокнутого попика, переосвятят кладбище наново, раз отец Оттон такой же слабак, как и я, и все могут катиться хоть в гору, хоть под гору, лишь бы подальше из Броммы!
Господин полицмейстер попытался его урезонить. Одновременно он попытался еще взять с меня обещание, что я не стану жаловаться в братство из-за того, что в Бромме меня побили, и выяснить, кто недоволен перевернутым кладбищем, кроме меня и соборного настоятеля. Бургомистр не затыкался и махал руками уже не на меня, а на своих. Кто-то поддержал бургомистра, возмутился, какого черта, мол колдун не ловит разбушевавшиеся привидения на колокольне, взашей такого колдуна! Кто-то возражал, что братству оплатили одно шальное привидение, упокаивать весь ведьминский ковен городская казна треснет, и кончилось тем, что из дома напротив (а улочки в Бромме узкие) на расшумевшихся столпов общества выплеснули щедро набранный ночной горшок. С руганью вместо пожелания счастья. Я в последний момент захлопнул дверь и запер на задвижку. Успел.