Некрочип

– Я же знаю, как ты любишь классическую музыку – гораздо больше, чем я, – во всяком случае, лучше в ней разбираешься; а потом, тебе ведь вовсе не обязательно поддерживать разговор – просто сиди себе и слушай. Это тебе поможет расслабиться. Но главное, Билл, разве не замечательно, что она пригласила нас в такое место, куда каждый бы с удовольствием пошел, если бы ему посчастливилось достать билеты! Мне бы и одной было достаточно приятно присутствовать на таком вечере, но если ты сможешь составить мне компанию, о лучшем нельзя и мечтать. Тебе ведь не трудно представить себе, что я должна чувствовать, когда у всех окружающих женщин есть пара и только у меня нет. Как же давно мы с тобой никуда не выбирались! Остается только попросить Бернис посидеть с детьми, пока нас не будет дома, и еще я могу завтра с утра отнести твой костюм в срочную химчистку на Хай-стрит, так что все будет в порядке.

– Ты имеешь в виду смокинг? – удивленно спросил Слайдер.

– Это же ГАЛА, – напомнила она. – И, разумеется, черный галстук! А дамы, как сказала Мэрилин, должны быть обязательно в длинном, – добавила она со счастливым выражением на лице. – Ведь так приятно хотя бы изредка надевать нарядную одежду. А ты выглядишь очень элегантно в смокинге, он тебе очень идет. В наше время люди не часто надевают вечернее платье. Приходят кто в чем, даже стыдно смотреть. Не помню, когда я в последний раз надевала мое длинное платье, а ведь оно у меня уже не меньше пяти лет. А у Мэрилин их, наверно, целая дюжина. Они с Дэвидом часто бывают в разных местах. Надеюсь, завтра будет достаточно теплый вечер, чтобы обойтись без пальто. Женщина, у которой поверх вечернего платья надето пальто, кажется просто смешной. Другое дело шубка. Меховая накидка была бы в самый раз. У Мэрилин есть замечательная пелерина из лисьего меха; она рассказывала, что ее подарил ей Дэвид в первую годовщину свадьбы. Но если будет холодно, я накину шаль – все же лучше, чем пальто. Думаю взять ту, что я купила в Испании. Она меня не очень простит?

Слайдер приложил максимум усилий, чтобы этот словесный поток пролетел над ним, минуя его голову. Потому что в противном случае черта с два эту белиберду удалось бы оттуда вымести. Он поставил лингвистические центры своего мозга на автопилот, а сам целиком погрузился в размышления, имевшие для него первостепенную важность.

Глава девятая Когда заговаривают зубы

КЖД Норма Суилли оторвала взгляд от лежавших перед ней документов, когда Атертон вошел в комнату для агентов, и, увидев, какое у него лицо, поспешила выразить ему свое сочувствие.

– Ты ужасно выглядишь.

– Я и чувствую себя ужасно, – сказал он. – М-да. – Он тяжело опустился на стул за своим рабочим столом и потер глаза.

– Когда ты лег спать?

– Ох, часа в два, или в три. Помню, что какая-то маленькая цифра.

Сидевший в противоположном углу Биверс произнес какое вульгарное звукосочетание, которое означает одобрение и на письме передается как ух-хэ-у-э-э-х!

– Норма, ты бы его лучше спросила, в котором часу он заснул! – добавил он уже более вразумительно. – Полька наконец пошла на встречу, да? Го-у-эх!

Атертон позволил себе ничем не сдерживаемый зевок.

– Если бы я мог зевать с закрытым ртом, – сказал он, обращаясь к Биверсу, – тебе бы ни за что не догадаться, какой ты скучный человек.

– Я бы не хотела выглядеть смешно, Джим, – серьезным тоном начала Норма, – но прошлой ночью мне приснился странный сон. Мне снилось, что я иду с моей мамой по пляжу, а на мокрой гальке лежит выброшенный волной Биверс, огромный и белый-белый, и живот его поблескивает на солнце. Я говорю: «Мама, можно мне его потрогать?» А она отвечает: «Не смей этого делать, золотко, тупоумие очень легко передается».

– Ох-хр-хр, – произнес Биверс, поднимаясь из-за стола. – Я пошел в туалет.

– Разве не забавно, что он никогда не забывает сообщить нам об этом? – сказала Норма, когда Биверс еще мог это слышать. – И с каждым днем он все дольше там находится. По-моему, такой тип называют «анально-ретентивным».

– Ну, – непроизвольно вырвалось у Атертона.

Дверь с шумом захлопнулась, Норма тотчас же покинула свое место, приблизилась к Атертону и села к нему на стол. Ее длинные, как у калифорнийской пляжной красавицы, ноги уходили за нижний край юбки как раз на том уровне, где находился интеллект Атертона, но надо было знать, в каком тот пребывал настроении, чтобы понять, почему они не удостоились даже его взгляда.

– Значит, серьезно, – сказала она.

Он поднял глаза.

– Серьезно, – ответил он с насмешливой улыбкой. – Это моя насмешливая улыбка.

– Ты можешь мне все рассказать. И я надеюсь, что ты так и сделаешь. Я испытываю к тебе определенное расположение, но и к Польке у меня самые наилучшие чувства. Она что-то вроде моей протеже, и если по твоей вине она будет несчастна...