Некрасов

Описанная истории имела одно неприятное последствие: она дала повод недоброжелателям для разговоров и слухов, что Белинский, мол, уйдя от Краевского, снова «попался на удочку» со своей младенческой доверчивостью: что он был «очень искусно устранен» от журнала, который собственно для него и его именем создавался; что он «оказался наемником на жалованьи» (Кавелин) и т. д. В этих разговорах не было ни капли правды, но они на много лет вперед дали пищу врагам Некрасова для упреков в недобросовестности, в «литературном кулачестве», в стремлении к наживе, якобы главной цепи его деятельности. Эти упреки в разной форме всю жизнь преследовали Некрасова.

* * *

Друзья огорчались, замечая, что, обремененный множеством забот по журналу, Некрасов почти перестал писать стихи и рецензии. Белинский опасался, как бы его деятельность не свелась к ведению счетов и держанию корректуры. Некрасов и сам понимал, что писать необходимо, звал, что поэтический отдел «Современника» довольно беден и нуждается именно в его стихах. Тем не менее он сердился, тогда об этом напоминали, а неожиданная похвала его стихотворению, полученная от Тургенева, нагнала на него «страшную тоску». Он отвечал Ивану Сергеевичу в Париж: «…Я с каждым днем одуреваю более, реже и реже вспоминаю о том, что мне следует писать стихи, и таковых уж давно не пишу. Мне это подчас и больно, да делать нечего. Но, за исключением сего, живу изрядно, хотя работы много и поводов злиться еще больше…».

Так он писал 11 декабря 1847 года. В это время стихов действительно было написано мало, случалось, что по многу месяцев в журнале не появлялось ни строчки, но в конце концов они все-таки появлялись; и какие это были стихи! После «Родины», «Перед дождем», «В неведомой глуши», о которых мы уже говорили, в новом «Современнике» были напечатаны и другие шедевры ранней лирики поэта — «Тройка», «Псовая охота», «Нравственный человек», «Бели, мучимый страстью мятежной», «Еду ли ночью по улице темной». По-видимому, в 1848 году написано и стихотворение «Вчерашний день, часу в шестом».

Можно сказать, что эти несколько стихотворений содержали в себе все главные — мотивы поэзии Некрасова, глубоко им выстраданные: беспросветная судьба деревенской девушки («Тройка»); страница крепостного быта — язвительно осмеянная помещичья охота с ее необузданным разгулом и жестокостью, сатирический портрет чудовищного лицемера и благонамеренного ханжи — «нравственного человека»; чисто некрасовская любовная исповедь с ее резко обнаженным чувством; характерные темы большого города — горе бедняков, трагическая участь женщины; и, наконец, первое обращение поэта к своей музе, первая поэтическая декларация — вот какой круг проблем охватывают эти несколько стихотворений. Программные для Некрасова, они были программными и для журнала, в котором появлялись (только последнее не было опубликовано). И понятно, что эти стихи имели шумный успех в кружке «Современника». Многие находили в некрасовских стихах поэтическое выражение своих мыслей и чувств.

Некрасов как поэт был особенно близок Белинскому. В его стихах критик впервые ощутил связь между прошлым и будущим, понял, что его поэзия, вобрав в себя главные элементы пушкинского периода, в то же время открывала новую эпоху русской лирики.

_{Автограф стихотворения «Еду ли ночью по улице темной».}

В своих последних обзорах литературы за 1846-й и 1847-й годы, а также в письмах к друзьям Белинский установил, что важнейшей чертой прогрессивной литературы является сознательность творчества, которую отрицали эстеты, защитники «чистого искусства». Натуральная школа воспользовалась тем содержанием, которое открыл для нее Гоголь, и сумела внести в литературу социальную мысль как сознательную тенденцию. Критик особенно ценил произведения, в которых художественность органично сливается с передовой мыслью.

С таким критерием подходил Белинский и к поэзии Некрасова в «Современнике». Имея в виду именно те его стихи, о которых мы только что говорили, он заметил в одном из писем (7 декабря 1847 года): «…Его теперешние стихотворения тем выше, что он, при своем замечательном таланте, внес в них и мысль сознательную, и лучшую часть самого себя». Под эту точную характеристику прежде всего подходит стихотворение «Еду ли ночью…», тематически связанное с более ранним «Когда из мрака заблужденья». Этот драматический рассказ о двух столичных бедняках, о ребенке, умершем от голода, о том, как поступила она:

…Ты ушла молчаливо,
Принарядившись, как будто к венцу,
И через час принесла торопливо
Гробик ребенку и ужин отцу, —

воздействовал самой безыскусственностью повествования, правдивостью и неожиданностью сюжета, в большой мере основанного на впечатлениях бездомной юности автора, наконец, безысходной мрачностью заключительных строк — о беззащитности женщины, о ее роковой судьбе, о бесполезных проклятьях…